Осенний лес в начале октября поистине прекрасен. Если ты знаешь куда идти и ноги не вымочены от слова совсем. Мы, конечно, выжали носки и, как могли, кроссовки, но особого успеха это не принесло. Эх, почему Якут не инициировал меня как мага огня? Хотя, если честно, я до сих пор не совсем понимал, как преобразовывать обычную силу, не говоря уже о применении стихийной магии.
— Я тебе зуб даю, сюда идти надо, — напирал Рамиль. — С этой стороны глухой лес. Мы до завтра шагать будем. А отсюда можно вокруг пруда обойти.
Ранее мы подумали, и я решил, что надо сдаваться. Только непосредственно гоблинам, а не элементалю. Этот без мозгов, лишь с установленной программой пресекать попытки прохода на территорию школы посторонних. А раз нам не дали разрешение на выход (черт его знает, как оно бы оформлялось), то мы посторонние. Соответственно, нам нужно добраться до главных ворот, где гоблины и тусовались. Нет, они, конечно, могли бы с небольшим опозданием прибежать и сюда, только непонятно, что бы от нас к тому времени осталось.
— Ладно, пойдем через пруд. Ты точно знаешь дорогу?
— А чего ее знать? — пожал плечами Рамиль. — Вон там пруд, его с этого берега должно быть видно, потом леса кусок и ворота.
— Хорошо, идем. Только скорее, не хватало еще простудиться.
Бодрой чавкающей походкой мы направились к своему завершению учебы в магической школе. Я понимал, нас накажут по всей строгости. Козлович не зря говорил про самоволки. А тут еще такой удобный способ для директора избавиться от уникума, не владеющего стабильно силой. Просто подарок, который сразу нельзя открывать, потому что он на день рождения.
Но так же я понял, что возьму всю вину на себя, стараясь выгородить Рамиля. Скажу, что это моя была идея. Угрожал я ему, в конце концов. Пойду на курсы по получению минимального класса, а потом уж посмотрим. Однако всем моим замыслам, как заведено в последнее время, не суждено было сбыться.
— Слышишь? — замер Рамиль. И мне показалось, что трясется он не от холода. — Ну все, мне конец.
Я не мог спутать этот вой. Подобный разок услышишь и больше никогда не забудешь. В пустом лесу тот звучал еще более зловеще. Однако больше удивила фраза соседа. О чем это он?
— Именно тебе, а не нам? Думаешь, эта тварь успеет наесться тобой и меня не тронет?
— Очень смешно. Ты не понимаешь? Она сожрет именно меня, — перешел на шепот друг.
Нет, у меня тоже коленки затряслись, в груди стало жарко и тесно, будто сердце хотело выпрыгнуть через горло. Однако заявление Рамиля сбило команду «бояться».
— Ты гороскопов перечитал? Сегодня овнам не рекомендуется выходить из школы во избежание оказаться в животе у воющей твари.
— Я телец, — зашипел друг. — И дело вообще не в этом. Во всех историях и фильмах, которые я читал и видел, первыми всегда умирают негры или азиаты. Это такой затертый штамп.
— Ты перегрелся, что ли? — пытался я не заржать во весь голос. — Ты тут негров много видишь?
— Вот именно, — сделал жуткие глаза Рамиль. Ну прям бабай, не иначе, — значит, обязательно первым умрет татарин.
— Негры, татары, — начинал злиться я. — Если хочешь знать, у меня мамина бабушка чувашка наполовину. Но спешу тебя обнадежить, вряд ли эта воющая тварь будет разбирать цвет кожи и национальность.
Стоило мне сказать данный спич, как звук, выворачивающий душу наизнанку, раздался совсем близко. Я и понять ничего не смог, как мы побежали. Причем в разные стороны. Только спустя несколько секунд я развернулся и бросился за Рамилем.
Вот когда настала пора благодарить Якута за странные телодвижения в атлетическом клубе. Раньше я бы умер метров через сто. А теперь мы отмахали с Рамилем километра три — по лесу и в мокрых кроссовках. И, надо сказать, могли пробежать еще столько же.
— Ой! — вскрикнул Рамиль и неожиданно повалился на землю.
— Ты чего? — подскочил я к нему.
— Ногу подвернул похоже.
Я подхватил его под руку и мы продолжили свое бегство. Ветки хлестали по лицу, сердце стучало, как бешеное, а вой сменился хрустящим под ногами хворостом и сухими листьями. Но мы бежали, бежали, бежали, пока обессиленные не повалились возле очередного дерева.
— Слышишь его? — спросил несостоявшийся покойник, пытаясь отдышаться.
— Неа, — помотал головой я.
— Значит, удрали.
Мы лежали минут пять, пытаясь прийти в себя. Однако я первым решил подняться. Время работало против нас.
— Погнали, обойдем там…
— Эх, что бы ты без меня делал, — фыркнул сосед, показывая в совершенно другую сторону. — Нам туда.
— Ты уверен?
— На все сто. Я вообще-то в деревне вырос. В лесу с закрытыми глазами ходить могу.
Для меня, городского, аргумент был убийственный. Да и выглядел Рамиль так самоуверенно, как техасский рейнджер с двумя заряженными пистолетами. За таким можно на край света пойти, не то что прогуляться по осеннему лесу. Однако чем дальше мы забирались, тем сильнее у меня появлялись сомнения в умении друга ориентироваться на местности.
Скрюченные обнаженные деревья поредели, уступая место высохшей мокрой траве, которой становилось все больше. Вскоре откуда-то выскользнула тропинка, заискивающе прыгнув нам под ноги. Вдали показалась широкая река, по всей видимости, не Смородинка, с перекинутым через нее ветхим деревянным мостом.
— Мы точно туда идем? — спросил я, потому что Рамиль направился к переправе.
— Да. Мне Байков вроде про это место рассказывал.
И вот не разберешь, правду говорит или врет. Делал он все с такой уверенностью, как Сусанин, осознавший, что отступать уже некуда. Впрочем, у меня тоже особых вариантов не имелось. Если только разворачиваться и возвращаться именно туда, откуда мы начали свое путешествие. И где рядом воет неведомая тварь.
Однако взобравшись на пригорок, я окончательно понял, что доверять Рамилю себе дороже. Внизу нас встретили развалившиеся полуобгорелые дома. Часть из них уже забыла о пожаре и обросла бурьяном. По другим ползли наглые вьюны, захватывая угли своими побегами. Остальные обвалились, просели, оказались побеждены временем.
— Ой, — только и пискнул Рамиль.
— Вот тебе и ой.
— Что это интересно?
— Горелый хутор, — вспомнил я слова Якута и сопоставил с увиденным.
— И че теперь делать? — заискивающе спросил Рамиль.
— Идти, что же еще. Смотри!
Я указал рукой на змеящуюся речку вдалеке. Даже не речку, ручей.
— Пойдем против течения, должны выбраться как раз к твоему пруду, если я все правильно понимаю. Нет, Рамиль, даже слова не говори, выбирать дорогу теперь буду я.
— Ладно, погнали, — легко согласился друг. — Нам бы быстрее только добраться. Скоро солнце сядет.
Вот тут уж с ним и не поспоришь. Даже я понимал, что вечером, без скудного осеннего тепла, да еще в мокрых кроссовках, нам каюк. Поэтому устремился за Рамилем.
Горелый хутор раскинулся широко, насколько хватало глаз. Оттого оставалось загадкой, почему же сюда не вернулись жители. Может, конечно, я профан, но пожар случился явно не вчера. К примеру, пахло тут не гарью, а полевыми цветами. Так сладко и приятно, что хотелось дышать полной грудью. И природа здесь красивая. Конечно, недалеко лес, где бродит непонятно кто. Или соседство с магами сыграло свою роль? Вопросов роилась куча, а ответов не было.
Идти мимо разрушенных домов оказалось не страшно, скорее немного неуютно. Рамиль вздрагивал от любого шороха — там ящерица пробежит, здесь ветер заденет жестянку. Видимо, все еще считал, что если кто сегодня погибнет, то несомненно он. Я хоть и был в весьма мрачном настрое, но намеревался выжить.
— Макс, гляди.
— Гляжу.
— Нет, вон, смотри, между горелых бревен. Блестит на солнце.
— Ну и? — наконец разглядел я, куда указывал друг.
— А если что-то ценное. Прятали же раньше всякие котелки с золотом в домах.
— И ты думаешь, что за столько лет никто этот клад не нашел?
— Сюда кто-нибудь ходит, по-твоему?
Вообще, в этом вопросе с Рамилем я был вынужден согласиться. Горелый хутор меньше всего выглядел конечной точкой туристического похода.
— Чего сам не посмотришь?
— А вдруг там змея какая? Или еще чего? Да и нога болит.
— Рамик, а ты точно татарин, а не еврей? Эти просто во всех фильмах выживают.
— Точно, — кивнул друг и задумался. — Вроде.
— Ладно, — поглядим.
Я аккуратно приблизился к бревнам и двумя пальцами скинул связанный обгорелый веник. Змеи отсутствовали. Ровно как ужи и прочие гады. А на куске горелого дерева лежала золотая монета. Не такой чеканки, как моя, а скорее дореволюционная. Я в них не больно-то разбирался.
— Фига себе, вот это нам повезло, — подскочил Рамиль.
— Ага, прям нам, — усмехнулся я.
— Погляди, там больше ничего нет?
К разочарованию друга, никаких котелков с драгоценностями и прочим не было. Лишь одна золотая монета, заботливо прикрытая кем-то обгорелым веником. Будто специально.
— Так, Рама, надо выбираться отсюда.
— Вы куда ж, хлопцы, давайте потолкуем хоть чуток.
Голос принадлежал крохотному человечку. Я бы назвал его домовым, только что-то в нем было не то. Роста вроде такого же, босой опять же, лишь борода почти до колен, а в ней березовые листки застряли. Старые уже, пожухлые, тронь, рассыпятся. И взгляд у человечка был хитрый-хитрый. Только теперь я понял и вполголоса спросил соседа, пятясь назад.
— Рамик, как можно различить место наполненное силой?
— По яркому свету, изменению температуры…
— И запаху. Не странно, что здесь горелым не пахнет?
— Полевые цветы от душмяника Потапыча, — встрял лжедомовой.
— Какого еще душмяника?
В голосе Рамиля слышались истерические нотки. Он, как и я, пятился прочь от маленького разумного магического существа. Только слегка прихрамывал.
— Который духами разными занимается. А Потапыч это я. Ну, ребяты, куда вы в самом деле?
Он исчез и голос теперь раздался из-за спины, заставив резко обернуться.
— Я же со всей душой. Век гостей не видел. Ладно, не век, но давненько.
— Вы кто? — я почему-то вытянул руки перед собой, пытаясь защититься.
— Я ж говорю, Потапыч.
— Домовой?
— Вот уж господь миловал от полудурошной судьбы. Банник я. Самый настоящий.
Слева от меня крупной дрожью колотило Рамиля, поэтому я постарался успокоиться, насколько это было возможно, и взять себя в руки. Не знаю, кто такой банник, но выглядит он вполне… миролюбиво, что ли. К тому же, если бы хотел сделать нам что-нибудь плохое, то уже точно сделал. Однако и расслабляться нельзя было. Нужно выяснить, чего этому Потапычу надо.
— Что вам нужно?
— Сразу видно делового человека, уважаю. Садись, — указал он на поваленное обгорелое бревно.
— Я лучше постою.
— Твое право. Вижу, идете вы, а пути и не знаете.
Я промолчал. Пока ничего конкретного банник так и не сказал, а попусту открывать рот смысла не было. И Рамиль молчал. В этом мне сыграла на руку его пугливость. Давай, Потапыч, говори, что у тебя на уме.
— А я тут каждую тропиночку знаю, каждый кусточек. Вы, наверное, из Терново? Чувствую запах Терновской стряпни. От вас так и пышет. Так и туда дорогу найду.
— Вам это зачем?
— Тут оказия такая вышла, — хихикнул Потапыч, — хутор, значитца, сгорел, а вместе с ним и баня моя. Люди ушли. А кто я без людей? Вот и мне бы место сие покинуть, так сказать.
— В чем проблема? Вы же сами говорите, что здесь каждую тропинку знаете?
— Не все так просто. Связан я с этим местом клятвой. А разрушить ее может только новая клятва.
— Вы много говорите, но так ничего внятного и не объяснили.
— Слухай, парень, дело простое. Ты меня, значитца, берешь в услужение, а я уж верой и правдой, сам понимаешь, по мере возможностей.
Потапыч то ли кашлянул, то ли усмехнулся в бороду.
— Замечательно. А нам это зачем?
— Не вам, тебе, — тыкнул в меня банник пальцем, — ты веник откинул, ты уголь вытащил.
Я взглянул на свою ладонь. Так и есть, вместо золотой монеты там оказался кусок угля. Ну да, заслужил, в этом году я вел себя плохо. Проклятый Морок. Вот все им владеют кроме меня.
— Ну допустим. Так что?
— Я ж сказал, верой и правдой, до самой смерти.
— Моей или твоей? — сам не заметил, как перешел на «ты».
— А какая разница?
— Огромная.
— Нет, ты не подумай, банники, как и, прости господи, домовые, за своих хозяев горой, если надобно. Подсобить что, баньку там затопить, веников нарезать, попарить.
— Нет у меня бани. То есть ты будешь стирать, убираться…
— Коней осади! — возмутился Потапыч. — Я не домовой плешивый. А банник.
— Пойдем, Рамик, — махнул я рукой. При этом поворачиваться к существу спиной никак не хотелось.
— Я же магией могу помочь, — вскинулся Потапыч, как торговка на базаре, видя, что покупатель уходит. — Обувку вашу подсушить, к примеру. Или еще чего. Да и не с пустыми руками я в услужение иду!
Он метнулся куда-то под горелую избу и тут же появился уже с другой стороны, таща какой-то сверток и топор. Так!..
— Во, гляди, какая рубаха у меня есть.
— Спасибо, моя не хуже, — пальцем показал я на спортивную футболку.
— Да ты гляди какая!
Банник кинул ее на ближайшее бревно и стал рубить одежду топором. А после с видом заправского фокусника расправил рубаху. Никаких повреждений от деревенского орудия на нем не было. Нет, виднелись какие-то прорехи, хотя это скорее моль поела.
— Фигасе! — констатировал Рамиль.
— Во как! Против слабого урону защищает. От стрел уж не скажу, не пробовали. Что, берешь?
— Макс! — чуть не завопил друг.
— Нет, спасибо. Мы пойдем. Мутный он какой-то, — шепнул я Рамилю.
— Идите, идите. Только шагаете вы не в Терново. А роса, почитай, через два часа уже выпадет. Вы, опять же, в обувке мокрой. Да и звери всякие в лесу. И друг хромой.
Я замер, сжав зубы. Уж в чем, в чем, в логике этому баннику было не отказать. Солнце уже совсем скоро скроется. Муравейник, конечно, не закроется, но до него, то есть до Терново, надо еще дотопать. Даже если мы вернемся той же дорогой, которой пришли (и не заблудимся), будет уже ночь.
— Мне нужны конкретные условия.
— Чего ж конкретнее. Ты, стало быть, мне даешь кров. Я взамен обязуюсь оберегать тебя. Баньку опять же… Ну да, понял, без баньки. Так вот, оберегать, значитца, по мере сил. Ладно, ладно, могу мокрую одежду подсушить, но не боле. Я не домовой, чтобы с тряпкой в зубах по хате шастать.
— Как можно расторгнуть соглашение?
— Ты еще в телегу не сел, а уж думаешь, как с нее слезть. Ладно, и такое можно. Если найдется человек, который не против меня будет и я, опять же, сам захочу к нему идти, то пожалуйста.
Мне почему-то казалось, что, как говорил обычно дядя Коля, мы сейчас на пороге грандиозного шухера. И этот банник не так прост, как кажется. Да и выглядит он тем еще прохвостом. Своего не упустит. Но мне надо довести одного татарина, который убежден, что умрет в первую очередь, да и самому бы добраться. Поэтому я, скрепя сердце, кивнул.
— Ладно, что надо делать? Кровь моя нужна?
— Ага, штоф али два. И требуху всю еще. Руку дай просто свою. У нас все дела так заверяются, ручканьем.
Он пожал мою ладонь и… ничего страшного не произошло. Напротив, Потапыч повеселел, даже чуть помолодел, что ли. Потер руки, стряхнул листья с бороды и повернулся вправо, потом влево, вроде как разминаясь.
— Давайте обувку. И портки тоже. А то ведь и вправду захворать недолго.
Мы послушно сняли кроссовки и носки. Банник вроде ничего и не делал. Лишь быстро повертел их в руках, а потом отдал обратно. Но и кроссы, и носки стали сухими. Я с наслаждением обулся и встал на ноги.
С Рамилем же произошла заминка. Помимо прочего, банник стал ощупывать его ногу, с видом заправского массажиста. А потом вдруг поднялся.
— Пойдем, — свойски махнул рукой Потапыч. — Мне и самому не по душе ночью по лесу бродить.
— Макс, нога не болит, — обрадовался Рамиль. — Точнее болит, но не сильно.
— Уже хорошо, — отозвался я. — Но Потапыч прав, надо поторапливаться. Надевай скорей кроссы.
Двигались мы бодро. Даже чересчур. Быстро покинули Горелый хутор и устремились к реке. Но уже к другому мостку, который был недалеко от предыдущего, но его мы почему-то не заметили?
— А что за звери в лесу?
— Так то скарбники. Любят ребятишки на разные голоса выть, отпугивать людей от себя. Или возле них если кто ходит, тревожит. Тут уж, если к ним не соваться, то опасностей никаких не будет.
Я все присматривался к баннику и не мог понять, ошибку ли я совершил или нет. Как говорила бабушка, если ты согласился с ценой продавца на рынке, то тебя облапошили. Вот и сейчас я чувствовал нечто подобное. Мы ничего для себя не выторговывали, пойдя на поводу Потапыча. Замечательно. Теперь к плану «Устроить свою жизнь после исключения» добавился «Узнать о Потапыче или сбагрить его по возможности ближайшему знакомому». Интересно, Куракину банник за полцены не нужен?
Но несмотря на все гадости, которые я думал о новом спутнике, тот вел нас к заветной цели. Минут пятнадцать и мы вошли в лес, а спустя полчаса выбрались к Смородинке. Да, совсем в другом месте, однако Потапыч ни на секунду не усомнился в своем маршруте. И, в отличие от молчавшего Рамиля, в этом плане баннику я верил больше.
Тьма постепенно сгущалась все больше, поэтому мы торопились. В воздухе пахло ночной свежестью, слабый ветерок уже пробирал до костей, а зубы сами собой отплясывали чечетку. Я был готов даже к легкой пробежке. Согреемся, да и до ворот станет чуть ближе. Но тут вдруг Потапыч замер, испуганно.
— Что?! — чуть не налетел на него я.
— Неладно что-то. Ой неладно. Неужель не чувствуете?
Я напрягся, насколько мог и тут пробрало и меня. В лесу было холодно, но место впереди пылало жаром. Даже пот прошиб. Я оглянулся, Рамиль уже приготовился бежать куда подальше.
Шаг, еще один, я медленно раздвинул густые кусты и замер, оглядывая крохотную полянку. Вся она, словно черным бисером, была залита тонкими брызгами крови. В нос ударил тошнотворный запах. Я схватился за рот, пытаясь удержать обед внутри. На деревьях, кустах, траве, вперемешку с клочьями одежды оказались разбросаны человеческие останки.
И я даже знал, кому они принадлежали. Потому что увидел зеленую повязку башни Ведьмаков на оторванной руке.