Глава 33

— То есть именно высушен? — переспросил в конце нашего рассказа Байков.

— Как мумия, — подтвердил я.

— Будто над ним маг огня поработал, — сказал Рамик с видом бывалого. Мол, он об этих ребятах знает все.

— И тот факт, что прошлого уникума буквально разорвало на части, а первого высушили, тебя не смущает? — не унимался Димон. — Этот некто пробует разные способы убийства учеников. Для чего?

— Не учеников, а уникумов, — поправил я его. — И тут не надо быть семи пядей во лбу. Это как-то связано с нашей силой.

— Спасибо, сам допер. Поэтому бегом руки в ноги и рассказывать все учителям.

— Дима, это ты не понимаешь, — понизил я голос, словно нас подслушивали. — Если я расскажу о найденном уникуме, то встанет вопрос, как мы там оказались.

— Вас не отчислят, если ты об этом, — вклинился Мишка. — У вас было, точнее, пока есть официальное право выхода с территории. Формально, вы лишь нарушили пятый подпункт шестого пункта устава школы.

— У нас что, есть устав школы? — несказанно удивился Рамиль.

— Здрастьте, приехали, — закатил глаза Максимов. — Конечно. Правда, его надо было самостоятельно брать в библиотеке.

— А, тогда понятно. И что, на магов огня он тоже распространяется? — с легким пренебрежением поинтересовался татарин.

— Даже на уникумов, — отрезал Мишка. — Так что не переживайте. Максимум вас поругают. Но нельзя же скрывать… — Мишка поежился и нервно сглотнул, — тело умершего ученика.

— Вы не понимаете. Если я все расскажу, то больше не выйду за территорию школы и не смогу собирать травы.

— А много у вас осталось? — спросил Байков.

— Только кровянник.

Сказать по правде, мы его не особо и искали. Понадобилось меньше минуты на старом кладбище, чтобы понять, никто больше здесь находиться не хочет. Это еще мне хватило выдержки захватить на обратном пути мертвецкий багульник. Потому что новоиспеченный маг огня (о чем Рамиль повторял раз за разом) почти бежал по направлению к школе. И надо сказать, несмотря на свои сомнительные способности по ориентации на местности, двигался правильно.

Три из четырех — результат более, чем хороший. Но в настоящей жизни тебе не дают медаль за предпоследнее место, а за «проявленное усердие» не зачисляют на факультет ведьмачества. Поэтому цель так и осталась невыполненной. И, несмотря на давление имени Байкова-Максимова, я решил отложить рассказ о найденном уникуме, сосредоточившись на поиске кровянника. И всего лишь четыре ночи мне понадобилось, чтобы понять — это дело почти бесполезное.

— Может, и не существует никакого кровянника, — хныкал позади меня Рамиль, постоянно спотыкаясь и шурша травой. Ноги он поднять не может, что ли?

— С чего ты взял?

— Да мы все окрестности облазили. Все места силы, завихрений и прочей фигни.

— Хозяин, не думал, что такое скажу, но бусурманин дело говорит, — вмешался Потапыч.

— Сам ты бусурманин! — возмутился Рамик.

— Ну ладно, просто татарчонок. Я к чему? Мы же так скоро дуба дадим. Что ни день, по лесу бродим. Ноги в мозоли стоптали. К слову, дождь собирается.

— Нам надо найти траву, — упрямо твердил я.

— От усталости валимся, хозяин. Сколько мы еще так протянем? — жаловался банник. — Весь день на ногах, потом ночью шастать.

— Тихо, — замер я на месте. — Там.

Рамиль бестолково завертел головой, не понимая, куда надо смотреть, а вот Потапыч прищурил глаза.

— Ничего там нет, — сказал он. — Птица сидит на ветке. То ли ястреб, то ли коршун.

— Коршун? Разве они ночные.

— Мы вот тоже вроде нормальные, а по темени шляемся, — завел старую песню Потапыч. — Хозяин, ведь весь день на ногах…

— Тебе чего жаловаться? — удивился я. — Ты днем дрыхнешь, ночью у меня на плече ездишь.

— Обидно такое слышать, — насупился банник. — Я существо полезное. Дождь, к слову, через четверть часа пойдет.

— Окей, Алиса, прогноз погоды мы послушали. Скажи, где найти кровянник?

Но Потапыч больше не произнес ни звука. Понял, что я над ним издеваюсь. Однако спустя минут пятнадцать-двадцать вдали громыхнуло, ломаная линия расчертила небо и стало накрапывать. С каждым мгновением все сильнее.

— Домой, — скомандовал я с тяжелым сердцем.

Нужен был прорыв в ситуации со сбором трав, а вместо этого мы все больше увязали из-за одного единственного наименования. Мишка проштудировал всю библиотеку на предмет кровянника, но более подробной информации, чем дала Катя, не нарыл.

Казалось, куда ни кинь, везде клин. Но дамоклов меч, огрев рукоятью, упал на мою голову неожиданно. На уроке флоры.

— Макс, просыпайся, на тебя уже Лиза искоса смотрит, — прошептала Зыбунина.

— Не Лиза, а Елизавета Станиславовна, — пробормотал я, пытаясь оторвать голову от тетради.

— Вот еще, она меня всего на двадцать четыре года старше.

— Знаешь, в нормальных семьях это уже повод называть старшего на «вы».

— Но не у нас. Разница для сестер. Матери в несколько раз больше, чем ей.

— Прошу прощения, — уже окончательно проснулся я. Разве что голова казалась невероятно тяжелой. — А сколько твоей маме?

— После сотни лет ведьме такой вопрос не задают. Но я с тобой о другом поговорить хотела.

— Зыбунина, Кузнецов, что может быть интереснее, чем цветение скоростели? — обратила свое внимание на нас учительница. — Или кто-то из вас знает, для чего собирают пыльцу этого замечательного растения.

Я отрицательно замотал головой, и Катя сделала тоже самое. Хотя я мог поклясться, что она точно знает ответ на этот вопрос. Вообще Зыбунина младшая в последнее время как-то приуныла. Если раньше учеба была ей в радость, то теперь Катя частенько не делала домашек. И бог с ней с флорой, так она и на другие предметы подзабила. Видимо, внутренне ощущала, что ничего с направлением не выгорит.

— Так о чем ты хотела поговорить? — спросил я, чувствуя, что глаза снова слипаются.

— О твоих похождениях ночных.

— Не верь девчонкам, они все врут.

— Я серьезно. Ты на себя посмотри, лица почти нет, синяки под глазами, на уроках отсыпаешься.

— Тяжела и неказиста жизнь мага-гимназиста.

— И шутить стал плохо, — заключила Зыбунина. — Одни минусы. И еще Байков сказал, что вы с Рамилем кое-что обнаружили.

Я закашлялся. Вот Димон гад. Я бы не удивился, если бы подобное сболтнул Рамик. Но Байков! Или он сделал это намеренно, поняв, что я ничего предпринимать не собираюсь. Это больше похоже на истину.

— Ну, нашли.

— Рассказывай, — почти приказала Катя.

Повествование про мертвого уникума включило в себя минут пять времени, два сердитых замечания Елизаветы Станиславовны и большущие от возмущения глаза ее племянницы.

— Надо срочно рассказать обо всем Елизавете Карловне! — заключила Зыбунина, когда я замолчал.

— Надо срочно найти кровянник. А потом уже болтать о том, о сем.

— Не надо.

— В смысле? Ты же сама говорила, что это единственный шанс попасть в Башню ведьмачества.

— Это лишь формальность. Если бы я действительно могла бы собрать все травы, тетка бы не предложила этого. А так она может с чистой совестью говорить, что у меня были все шансы. Такая жизнь. В ней не всегда получается так, как ты хочешь.

— И что ты будешь делать?

— Выбирать между артефакторикой и волшебством, — грустно улыбнулась Катя. — А вот что ты будешь делать, я точно знаю. Сразу же после уроков пойдешь к завучу и расскажешь об уникуме. Я снимаю с тебя обещание помочь. Тем более, что это невозможно.

— Но, Катя, я еще не проверил пару мест за школой.

— Максим, завуч! Ты меня услышал?

Я кивнул головой, но сделал все равно по-своему. Нет, как бы мне горько не было, но если человек сам не хочет, чтобы ему помогали, то какой в этом толк? Просто третий раз пересказывать найденное на кладбище я отправился не к Елизавете Карловне, а к Якуту.

Странная эта вещь — жизнь. Я больше всего опасался именно его. Якут не чурался разного вида наказаний. Но вместе с тем доверия у меня к нему было в разы больше. Понятно, что снимет разрешение покидать школу. И опять, поди, придумает наказание. Но не будет осуждать и, тем более, ругать. Надо ли говорить, что я оказался прав?

Тренер атлетического клуба выслушал меня внимательно, ни разу не перебив. Лишь после поинтересовался целью ночных похождений. Тут я ничего скрывать не стал — собирал травы для нового предмета, ибо это единственный шанс попасть Башню ведьмачества. Что это не мне, уточнять не стал. Какая теперь разница?

— Территорию школы больше не покидать, — серьезно заключил Якут, уже явно начиная что-то прокручивать в мозгу, — остальным передашь, что тренировка сегодня самостоятельная. Без меня.

И исчез, словно его и не было. Более того, пропал на несколько дней, в течение которых «атлеты» откровенно наслаждались свалившимся отдыхом, то есть самостоятельным тренировками, а я гадал, что же произошло.

Ответом послужил цветущий вид Натальи Владимировны. Честно говоря, я уже и забыл, когда в последний раз видел ее такой. Сегодня учительница заклинаний встретила нас улыбкой. И с какой-то непонятно теплотой посмотрела на меня.

— Дети, — начала она урок, — хочу вам сообщить одну важную новость. С преподавателя мифологии родного края, Якова Петровича, сняты все обвинения. В текущем учебном году он вряд ли вернется в школу, но самое главное, теперь он свободен.

— А с чего это его отпустили? — нахмурился Куракин.

— Из-за новых, вскрывшихся обстоятельств, — загадочно ответила Матвеева. Но не удержавшись, добавила. — Нашли уникума, который, к сожалению, пропал в самом начале учебного года. Как вы помните, изучать мифологию вы стали с середины сентября. Поэтому Яков Сергеевич не мог причинить вред тому ученику.

Нет, это она зря. Конечно, я ее понимаю. Радость за близкого человека и все такое. Но нельзя с таким радостным лицом подобные вещи сообщать. Как бы сказал Байков — диссонанс. Он, кстати, повернулся и состроил мне трагическую рожу. Ну ладно, я почти даже дуться перестал за «лишние слова», сказанные им Зыбуниной. Судьба одной девочки, которая прервет ведьмовскую стезю, ради спасенного учителя — не так уж и плохо.

Так вот, как только Матвеева сказала об уникуме, которого нашли, сразу посыпалась куча вопросов. Нет, Петрович нравился многим, но, по большей части, суровым школьникам было по барабану, что с ним и где он. А мертвый ученик — дело другое. Это касалось каждого. Тем более, когда заявляют, что он убежал, а потом находят того на старом кладбище. Простите, Наталья Владимировна, вы сами сорвали урок.

На пути из Дома Чудес я ощутил на себе странный, тяжелый взгляд. В последний раз подобное было, когда блюстители устанавливали Поплавок. Я завертел головой и заметил Коршуна у открытых дверей в столовую. Он вроде собрался подойти ко мне, но его опередил Якут, точно выросший из-под земли.

— Максим, надеюсь, ты послушал меня и больше не выходил за территорию школы?

— Нет, — для достоверности я даже помотал головой.

— Отлично, постарайся сохранить себя в целости и не делать необдуманных действий… По крайней мере до того, как прибудут ищейки из МВДО с твоим старым другом, Четкеровым.

— Опять? — удивился я.

— Да, Якова отпустили. Значит, преступник на свободе. А Четкеров говорит, что у него есть какой-то след. Может, врет, может, нет. Кто его знает. В школе три уникума, я не смогу приглядывать за каждым. А круг моих доверенных лиц по известным причинам сократился. Будет лучше, если ты постараешься никуда не влезать. Это понятно?

— Вполне, — кивнул я. — А мне будет что-нибудь за нарушение школьного устава?

— Хорошо, что спросил, а то я забыл. Вечером со своим другом на разгрузку продуктов.

Я скрипнул зубами от досады. Язык мой — враг мой.

— Я же один был.

— Если даже не учитывать твоего домашнего питомца, то ты все равно немного лукавишь. Так что берешь вечером Шафидуллина и бегом работать мускулами. Раз уж головой не очень получается.

Мне оставалось только стоять и хлопать ушами. Про банника-то он как узнал? Хотя, это такое шило в мешке, которое все равно долго утаивать и не получится. Тем более для Якута. Ладно, придется мне идти сообщать радостную новость Рамилю.

— Хозяин, ты бы крестик оставил в комнате, раз вечером гулять пойдешь, — ласково предложил Потапыч.

— Чего это? — напрягся я.

— Ну, я товарища в баньку хотел пригласить.

— Товарищ? У тебя? — удивился я. — Из домовых?

— Да хоть бы и из домовых, — насупился Потапыч.

— Это не такой старенький, с бакенбардами и золотым значком с птичкой на груди? — поинтересовался Рамиль. Не дождавшись ответа, он продолжил. — Эти двое уже несколько дней пьянствуют, когда мы приходим. Ты под утро сразу засыпаешь, а я ворочаюсь.

— Золотой значок с птичкой? — побагровел я от гнева.

— Ну, на нет и суда нет, — ретировался Потапыч.

Я пару раз попробовал призвать его. Но банник появлялся и сразу же исчезал. Нет, все-таки надо было сливать паршивца. Никакой практической пользы с него.

— Ладно, пойдем отрабатывать, что ли, — сказал я Рамилю, глядя на спускающиеся сумерки.

— Знаешь, почему я спокоен и не злюсь на очередное попадалово из-за тебя? — вкрадчиво спросил Рамиль, когда мы оказались на свежем воздухе.

Стало уже заметно прохладно. Но мы шли в легких тренировочных костюмах для бега. В этом плане, весенний вечер отличался от осеннего. Не в плане погоды — в психологии. Если выйдешь в шортах в конце сентября, то ты стукнутый на голову. Если в марте, то ты соскучился по солнцу и ждешь лета. Только и всего.

— Почему? — спросил я друга.

— Потому что сегодня я буду спать. Не бродить по лесу, а просто дрыхнуть.

Спорить с этим было трудно. Я сам в последнее время стал с некоторой тоской поглядывать в сторону кровати. И, надо сказать, «требование» Кати принесло определенное облегчение.

— Что, опять? — удивился дядя Ваня, уже стоящий возле открытого борта «Газели». — Какая причина на этот раз?

— За школой гуляли ночью, — признался я.

— Ночью спать надо, — философски заметил водитель. — Новости какие есть? А то совсем дядю Ваню забыли.

— Я магом огня стал, — похвастался Рамиль.

Он развернул ладонь и на ней заплясало маленькое пламя. Справедливости ради, это было самое большее, что мог сделать Рамик. Наш друг проявил невиданное упорство и каждый день практиковался в стихийке. Но это максимум, который ему удавался.

— Ничего себе, молодец, — хлопнул его по плечу дядя Ваня. — Коллега, значит. Я тоже когда-то огонь в стихию выбрал. Давно это было…

— А еще мы нашли мертвого ученика и ненароком освободили Якова Петровича, — сказал я. — Поэтому теперь сюда опять явятся блюстители. Якут говорил, у них даже какой-то след есть.

— Веселые вы ребята, — усмехнулся водитель. — Ни дня без приключений. Рамиль, забирайся в кузов, будешь коробки подавать. А Макс мне пока все расскажет по порядку.

Разгрузка прошла довольно быстро. Смущали только гоблины, периодически прогуливающиеся мимо. Дяде Ване это тоже не нравилось. Он неодобрительно хмурился, но не сказал ни слова. А пару раз водитель и вовсе замирал, прислушиваясь к ночи.

— Что-то не так? — спросил наконец я.

— Ощущение странное. Будто наблюдает кто-то. Слышишь, птица кричит? Давайте-ка я вас провожу на всякий случай.

Дядя Ваня грузно залез в кабину и вернулся оттуда с двумя яблоками. Одно он протянул мне, другое Рамилю, а после махнул рукой. Весь путь к флигелю нам встречались разные существа, то домовые пробегут, то гоблины из темноты вывернут. Словно с ума они сошли. Мой подопечный, кстати, так и удрал куда-то, боясь справедливой расправы — пространственная банька была пуста.

— Ладно, ребят, до скорого, — хлопнул по плечам нас дядя Ваня, подозрительно оглядываясь. — Вы никуда не ходите сегодня, ложитесь спать.

— Это с превеликой радостью, — ответил Рамиль с легкой дебиловатой улыбкой. Видимо, уже представил, как растянется в постели.

— Жалко его, — сказал я. — Один совсем.

— У него же мать вроде есть. Он к ней ездил.

— Все равно надо ему, что ли, подарок какой сделать. Возится с нами.

— Бутылку у Потапыча потребуй.

— Рамик, ты знаешь, а это не такая уж и плохая мысль. Ладно, пошли спать.

Байков с Мишкой уже спали. Я с трудом заставил себя сходить в душ и даже не стал чистить зубы. Быстро пробрался к себе на второй этаж и нырнул под одеяло. Как же хорошо. Голова едва успела коснуться подушки, как я сразу заснул. Сон — то самое, что мне было сейчас нужно.

Оттого так сильно было мое негодование, когда чьи-то руки стали трясти меня, приговаривая странные слова. С трудом разлепив глаза, я посмотрел на охваченное желтыми всполохами, лицо Байкова. И только теперь разобрал, что он говорит.

— Пожар! Пожар!