Друзья приехали одновременно, за день до начала занятий. Байков выглядел уставшим, Рамиль практически умирающим, а Мишка чуть расстроенным.
— Проклятые гоблины, — стонал Рамик. — Как они только чувствуют?
— Твою трепетную и ранимую душу? — спросил я.
— Еду. Нэнэйка, бабушка в смысле, кыстыбый передала, чтобы поел в дороге. Ну, и вас угостил. Так эти сволочи зеленые, говорят, либо выбрасывай, либо доедай.
— Дай угадаю, ничего из переданного бабушкой не пропало?
— Ага, — хмыкнул Байков, — мы когда подошли, там всего две лепешки оставалось. Рамиль героически все спорол.
— Я просто испугался, вдруг меня обратно не пустят.
Рамик с возмущением попытался подняться, давая понять, что он не намерен слушать клевету в свой адрес. Однако застонал, схватившись за живот, и повалился обратно.
— Ага, продуктовые санкции они такие. Ладно, вы лучше послушайте, что у меня произошло.
Момент был выбран идеально. В последнее время Потапыч только и делал, что терся в бане. Притащил туда самогонный аппарат, дрожжи, сахар, бутылки. Еще свалил какие-то мешки в предбаннике. Другими словами, был все время рядом. Чтобы изредка побыть в одиночестве, приходилось оставлять крестик в комнате.
Но именно сейчас банник ушуршал к домовым. Тех он по-прежнему презирал, но Потапычу хватило ума понять, что худой мир лучше доброй ссоры. Теперь он даже улыбался Петру, хотя и поносил за глаза того последними словами, упирая на умственные способности, точнее их недостаток. Однако своего добился. Потапыча вроде как приняли в большую семью домовых, как сердобольные интеллигенты усыновляют плешивого кота, а он извлекал из этого многочисленные дивиденды в виде сладких кусков ягодных пирогов и прочей закуски.
Одним словом, моего банника не было. Что оказалось весьма кстати. Загадка пергамента погрузила комнату в гнетущее молчание. Но лишь на пару секунд. После чего раздался даже несколько возмущенный голос Мишки.
— Вы же несерьезно? Тут все очевидно. Сын Гипериона — это Гелиос. Ну, Гелиос, в смысле, солнце! Солнце переходит из северного полушария в южное двадцать второго или двадцать третьего сентября. Надо смотреть, точно не помню. Вся загвоздка лишь в этом самом доме. Если мы узнаем, где он находится, то найдем спрятанное в этой подсказке.
— Офигеть, — только и произнес я.
— Нет, я сразу все просек, — сказал Рамиль. — Просто хотел, чтобы вы тоже вспомнили. Это же элементарно.
— Ага, как там, говоришь, звали отца Гелиоса? — спросил Байков.
— Гипербион.
— Хорошая попытка, Рамик, — усмехнулся я. — Тебе бы с такой памятью названия лекарствам придумывать. Так, значит, надо лишь выяснить, что это за дом. А в запасе у нас девять месяцев.
— Слишком сложно, — покачал головой Мишка, — нужна какая-то дополнительная подсказка. Тот, кто это писал не думал же, что мы будем проверять все дома подряд?
Я пожал плечами. Мне очень хотелось думать, что дом — это какая-нибудь заброшенная избушка в лесу, за которой зарыт клад. Бриллианты, рубины, золото. Нет, можно и серебром, я не жадный. Но там точно было нечто ценное. Иначе зачем оставлять для сохранения фрагмента целого голема? Который, к тому же, простоял там непонятно сколько лет.
Само собой, за один вечер мы не решили разгадку спрятанного пергамента. Да и было бы странно, если бы подобное произошло. Зато я понял, насколько эти ребята всего лишь за полгода стали мне близки и как я по ним соскучился. Даже по трусоватому и вечно привирающему Рамилю.
И больше того, я истосковался по учебе. По Наталье Владимировне, Елизавете Карловне, по Петровичу (о судьбе которого до сих пор ничего не было понятно) да что там, даже по Козловичу. Разве что Якут пока еще не вызывал подобные эмоции. Потому что для сохранения теплых отношений иногда надо отдыхать друг от друга. Чего господин Филиппов делать категорически не хотел. И продолжал лупцевать меня силами второкурсника. Хорошо, что теперь все это закончилось.
Второе полугодие началось с нового предмета, который вел сутуловатый мужчина с хищным лицом и острым носом. Он стоял, не двигаясь, пока мы спешно занимали места. Его ладони были развернуты назад, будто тот в них что-то прятал, а глаза хищно блестели из-под густых бровей. Одна рука оказалась сжата в кулак, другая раскрыта.
Я напрягся, вспоминая, где его видел. Не в столовой, там учитель не появлялся. Точно, в кабинете у завуча, когда меня вызывали. Тогда он не проронил ни слова. О новом преподавателе я знал лишь одно — его прозвище. И еще, что с ним лучше не шутить и вести себя тише воды, ниже травы, потому что Коршун весьма злопамятен. Спасибо Филочкину и за эти скудные сведения.
— Можете называть меня Валерий Валентинович, либо господин Коршунков. Я буду вести у вас один из самых важных для мага предметов. Для любого мага, а не только для ведьм и ведьмаков. Здесь вы узнаете, как, например, с помощью бычьей травы, остролиста, вороньих крыльев и правильной последовательности действий, призвать дикого пегаса.
— Фигня полная. Диких пегасов почти не осталось. Да и не призывают их, а ловят зачарованным арканом охотники.
Я даже не удивился, услышав голос Куракина. Кто, если не он, пытался влезть туда, куда лезть не стоило? Конечно Саша. Насколько мне подсказывала память, семья Коршунковых не значилась в списке благородных. Ничего о новом учителе высокородный не знал и решил прощупать, что перед ним за фрукт. К Куракину и так многие преподы относились с уважением, которого он не заслуживал. Но вот реакция Коршуна оказался молниеносной.
— Выходим к столу.
— Я… — начал было Куракин говорить, развалившись на стуле.
— К столу!
Звучало это почти, как «к барьеру». Саша нехотя поднялся, будто он только что вышел из комы и каждое движение давалось ему с огромным трудом, и неторопливо пошел к учителю. В его взгляде читалась насмешка и пренебрежение. Лишь мимолетно в глазах мелькнул страх, когда он увидел небольшой нож, который достал Коршун свободной рукой. Но аристократ довольно быстро натянул на лицо маску уверенности.
— Ритуалистика может добиться всего. Любви, здоровья, богатства. Но начнем мы с самых простых и одновременно мощных вещей. Надо лишь помнить, что все имеет свою цену. Дайте руку, молодой человек.
Куракин не успел сообразить, как Коршун сам схватил его за запястье и быстро провел клинком по указательному пальцу. Кто-то из девчонок вскрикнул, Тинеев, набычшись, поднялся, но так и остался на месте, одноклассники с каким-то ужасом следили за происходящим. Высокородный коротко вскрикнул и отдернул руку, а учитель продемонстрировал окровавленный нож.
— Нет ничего более ценного, чем кровь недруга. Вы же побудете моим недругом немного, молодой человек?
По взгляду Куракина можно было судить, что он совсем не против. Даже наоборот, новый учитель вполне мог рассчитывать на него, как на постоянного врага. Но Коршун делал вид, что ничего особенного не произошло. Он произвел точно такую же манипуляцию с собственным пальцем, вложил немного силы в нож, а после поднял его и смахнул падающие капли языком.
— Понимаю, не очень гигиенично. Зато невероятно действенно. Запомните, самые простые ритуалы работают лучше всего. Теперь я защищен, насколько это вообще возможно, от враждебных действий данного молодого человека. Но, думаю, все вы ждете демонстрации ритуала?
Громогласно «да» пронеслось над всем классом. Молчали лишь высокородные. Даже Тинеев сел обратно. Хотя мне казалось, что Терлецкая пытается скрыть усмешку. Да, дружище, замечательная тебе жена достанется, тут и говорить нечего.
Коршун улыбнулся, отчего его лицо не стало мягче, а наоборот, приобрело еще более хищное выражение. Если бы не гневный вид Куракина, который почти кипел от негодования, я бы даже его пожалел. Говорят, что нельзя злорадствовать, когда кому-то плохо. Ну не знаю, видимо, я не очень хороший человек.
— Самое простое атакующие заклинание, — сказал Коршун высокородному. — И старайтесь не усердствовать. Иначе вам будет только хуже.
Но Куракин не слушал. Сейчас он ощущал себя быком, а учитель превратился в красную тряпку. Даже я понимал, что это глупо. Магам злиться противопоказано. Особенно в тех случаях, когда ты не представляешь, как что-то устроено. Но было поздно. Куракин отошел на несколько шагов, поднял руку и из нее вылетела огненная стрела. И если изначально она, словно живая, рванула к учителю, то обогнув его, вернулась к призвавшему ее магу. Аристократ отскочил назад, рухнув не переднюю парту, и стал сбивать пламя с загоревшегося пиджака. Коршун среагировал мгновенно — окатив призванной водой несостоявшегося обидчика.
Класс хохотал от смеха. Оно и понятно, напряжение должно было во что-то вылиться. А тут представился такой великолепный случай. Куракин сейчас меньше всего походил на гордого члена высокой семьи. Мало того, что он был мокрый как курица, от неудачного заклинания у аристократа обгорели брови и ресницы. Но Коршун оказался беспощаден и тут — он не отпустил аристократа привести себя в порядок.
— Садись на место, молодой человек. А остальным это будет простым уроком — не надо перебивать учителя, пока он не позволит задавать вопросы.
Я ожидал нового витка противостояния, но аристократ, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, вернулся к своим с видом побитой собаки. Учитель только что за пять минут сделал то, чего не удавалось всем остальным. Уронил авторитет выскочки ниже плинтуса. Почему-то мне казалось, что это будет один из самых моих любимых предметов.
— Как я говорил, ничего не проходит бесследно, — только сейчас Коршун разжал кулак и продемонстрировал нам крохотную мышку. Та лежала неподвижно и убегать не собиралась. — Все ритуалы требуют жертв. Иногда даже от самого ритуалиста. А теперь мы запишем все то, что сегодня увидели. Открываем тетради, ритуал «Кровный оберег от врага»…
Сказав последнюю фразу, Валентин Валерьевич пристально посмотрел на меня через кустистые брови. И взгляд его был очень задумчивым.
Коршун практически сорвал все остальные уроки. Класс гудел подобно встревоженному улью, обсуждая увиденное. Сказать по правде, нам редко приходилось наблюдать магию в действии. Зачастую речь шла о каких-то скучных вещах вроде плотности, концентрации, контурах. Перед заклинаниям надо было сосредоточиться, и прочее, прочее. А тут за один урок нашлось столько предметов для обсуждений. Даже Тусупбаев гордо заверил остальных, что ритуалистику точно будет учить.
Переодевшийся же Куракин сидел, словно воды в рот набрал и лишь бросал злобные взгляды, слушая общее обсуждение. Только ни на кого это больше не действовало.
— Это очень сильная и опасная магия, — сказала мне Зыбунина, когда я поделился с ней восторгами по поводу нового предмета. — Не думаю, что учителю надо было ее показывать. По крайней мере, сейчас. К тому же, он нажил себе опасного врага.
— Ученики не могут причинить вред учителю во время учебного года, — вспомнил я школьные правила, которые мне пересказывал Мишка.
— Во время учебного года не могут, а потом?
Но плохое настроение Кати можно было объяснить не опасением за Коршуна. Последним уроком у нас стояла Флора. Которую вела родная тетка Зыбуниной. Как только новая учительница зашла в класс, Катя так сильно впилась в парту пальцами, что те побелели.
— Я ведьма ковена Белое пламя Елизавета Станиславовна. И ваш единственный шанс попасть в Башню Ведьмачества, — она мимолетно посмотела на Катю с легкой улыбкой. — От своего предмета я требую полного знания всех трав и их возможного применения. К слову, что это у меня в руке?
Она показала небольшой фиолетовый отросток, повертев его между пальцами. Пацаны смотрели завороженно, но не на растение, а учительницу. И объяснялось все довольно просто. Я таких красивых женщин даже в кино не видел. Аккуратный нос, ямочки на щеках, пухлый рот, огромные зеленые глаза и пышущие жаром рыжие волосы. Девчонки с завистью глядели на Елизавету. У меня же меж тем больно кольнуло в груди. Обернулся — Терлецкая сердито буравила взглядом. Чего это она?
— Ну так что, неужели никто не знает?
Я чувствовал, как ерзает Катя. Наконец она не выдержала и взмахнула рукой. Получив в ответ легкий кивок, Зыбунина поднялась с места и выпалила на одном дыхании.
— Это бесовское семя. Используется в дурманящих отварах.
— Бесовское семя? — скривила красивый рот учительница. — Так его называют только в провинциальных ковенах. В центральных районах России более распространено название Угрюм-трава. И дурманящие отвары любят использовать лишь второсортные ведьмы. Весь цивилизованный мир добавляет этот ингредиент в лечебные зелья. Ладно, садитесь, понятно, что вы ничего не знаете.
Вот сейчас мне было страшно находиться за одной партой с Зыбуниной. Она буквально кипела. Только в отличие от Куракина смогла себя сдержать. Почему Катя с теткой в таких странных отношениях, она не говорила. Но после произошедшего все стало вырисовываться более ясно.
Насколько я помню, Зыбнунина (теперь, видимо, надо добавлять младшая) из ковена Серебряный круг. Так, по крайней мере, было написано в приглашении. Ее тетка из Белого пламени. Видимо, два этих ведьмовских объединения не дружат. Да еще новая учительница не назвала свою фамилию. Думаю, это тоже неспроста. И исходя из того, как она валила Катьку, у последней действительно немного шансов получить направлению в нужную Башню.
Еще в тот день, когда случайно встретил двух Зыбуниных, я попытался обнадежить Катю. Мол, из нее выйдет очень хороший волшебник или артефактор. И получил бурю негодования. Видимо, ведьмам подобный вариант не подходил, а, может, и считался чем-то вроде оскорбления. Только что тогда делать, если другого выхода из ситуации я не видел? Как ни странно, учительница сама дала нужную подсказку в конце урока.
— Как я понимаю, мало у кого есть предрасположенность к самой сложной магии из всех, к ведьмачеству. Но не боги горшки обжигают. В черной Башне нужны и простые трудяги. Те, кто будет помогать настоящим ведьмам. Кто сможет собрать травы, помыть колбы, развести огонь под котлом. Поэтому те, кто добудет необходимый набор трав и докажет свою усидчивость, получит направление в Башню. Вон ты, темненькая, раздай листки всем остальным.
Я улыбнулся и ткнул локтем Зыбунину, мол, смотри, все вышло неплохо. Почему-то мне думалось, что данная задача уже практически решена. Катюха и травы — это практически синонимы. Однако моя соседка по парте сидела с таким лицом, будто перед ней поставили чашку со вкусным супом, а вот ложку не дали. И, как выяснилось минуту спустя, она была почти права.
Несколько раз сбившись, я все же смог сосчитать необходимый список трав. Семьдесят два наименования. Неплохой такой гербарий. Катя же сидела, смотря в одну точку. И на глазах ее снова блестели слезы. Опять? Ну уж нет.
Как только прозвенел звонок, я догнал пытавшуюся сбежать Зыбунину. Потому что примерно понимал, что сейчас будет. Она прибежит к себе в комнату и станет рыдать в подушку. Ну, или куда там рыдают девчонки. В любом случае, это жутко неконструктивно. Надо решать проблемы, а не плесень разводить.
— Катя, стой. Ну чего ты переживаешь? Найдем мы все эти травы. Я помогу. Ребята помогут.
— Ты издеваешься что ли? — Развернулась она на ходу. — Пусть у меня есть половина всего этого. Остальное действительно можно найти на территории школы. Но что делать, к примеру, с мертвецким багульником? Или коромыслицей? А о кровяннике я вообще только в книжках читала. Он появляется лишь в местах с сильным выбросом силы на несколько дней, после чего чахнет. Ты понимаешь, что она это все специально? Это нереально собрать.
— Ты сказала, что кое-что можно найти здесь. А за территорией?
— Нам нельзя выходить.
Я взял ее за плечи и посмотрел в глаза.
— Пожалуйста, не расстраивайся раньше времени. Мы все найдем. Я, к примеру, знаю парочку учеников, кому разрешено выходить за территорию школы.
Катя посмотрела смахнула с мокрых ресниц слезы и благодарно прижалась ко мне. Теперь осталось всего ничего — не подвести ее.
От автора: