Я привык видеть Зыбунину задумчивой, часто даже отрешенной, потому внезапное преображение меня напугало. Катя походила на валькирию, которая спустилась на грешную землю с одной целью — карать. Надо было назвать лишь имя обидчика. Вот только подставлять ведьму мне хотелось меньше всего. Непонятно, кто выйдет победителем из этой разборки.
— Я знаю, что это Терлецкая, — уверенно сказала она, разглядывая отметину на груди. Мне только теперь пришло в голову запахнуть рубашку.
— Да, но ты должна понять, нельзя сейчас ничего делать.
— Ты просто так спустишь это? Тебя могли убить. Ты сам применил заклинание? Она тебе нравится?
Вопросы сыпались один за другим, а я старался отвечать спокойно и максимально рассудительно. Нет, не спущу. Да, применил сам. Нет, не нравится. По поводу последнего, я, конечно, слукавил. Терлецкая привлекала. Как огонь манит мотылька. Однако в отличие от глупой бабочки я понимал, что там меня ждет только очередное членовредительство. Да и Катю чего лишний раз расстраивать?
— Представь, что будет с тобой, если ты тронешь высокородную?
— Я не собираюсь ее трогать, пару травок подложу, камень болотный. Она же сама могла его найти и в комнату притащить, — задумчиво прикидывала Зыбунина.
— Катя, нет, ты слышишь меня? Я тебя прошу.
Она испытывающе посмотрела на меня и встряхнула непослушными рыжими волосами.
— Аристократы чувствуют слабость. Если все им спускать с рук…
— А еще аристократы имеют силу. И об этом тоже нельзя забывать. Мстить любой ценой, не задумываясь о последствиях, слишком глупо. Никто не говорит, что мы не возьмем Терлецкую на карандаш. Просто лезть на рожон не надо.
Зыбунина кивнула, но я все же решил уточнить.
— Пообещай, что не сделаешь ей ничего плохого.
— Обещаю, что не попытаюсь в ближайшее время ее убить или серьезно навредить, — с кислой миной произнесла Катя. — Если ты веришь в обещание ведьмы.
— В твое верю.
Мы еще поговорили немного о том, о сем. Чуток об учебе, боевой стипендии, надвигающихся экзаменах и бале. При упоминании последнего у Зыбуниной загорелись глаза. Нет, не в прямом смысле, хотя я бы совсем не удивился, но тема ее здорово оживила. Я кивал, улыбался и делал вид, что мне необычайно интересно. Все для того, чтобы отвлечь Катю от ненужной в данное время мести. И вроде бы даже получилось. Уходила ведьма в весьма благодушном настрое, а я выдохнул. В любом случае надо поскорее возвращаться к нормальной жизни.
Друзья действительно заглянули вечером. Теперь медсестру отвлекал Рамиль, а Байков с Мишкой рассказывали новости. Среди одноклассников ходила версия, что я перемудрил с каким-то боевым заклинанием и только вовремя вмешавшаяся Терлецкая смогла меня спасти. Черт знает, кто это придумал, но так даже лучше.
Еще позже Светлана Борисовна принесла нечто вроде каши, видимо, раз я в аналоге больницы и питаться должен был соответствующе. Мало и скудно. На что оставалось лишь хмыкнуть. Воровские навыки Потапыча позволили мне к тому времени набить живот до отвала тремя видами ветчины, сырами, пирогами с ягодами, селедкой с луком и гречкой с маслом. В общем, множество «разных закусок, чтобы с голоду ноги не протянуть», до которых добралась мохнатая рука банника. Еще Потапыч настоятельно рекомендовал мне продолжить лечение настойкой, которая продемонстрировала свой целебный эффект (сам он уже несколько стопок навернул, «для профилактики»), но я отказался.
К утру следующего дня я выписался. Практически самостоятельно, хотя медсестра хотела оставить меня еще на пару ночей. Но я всем своим видом демонстрировал, что чувствую себя лучше, хотя это было немного далеко от действительности. Боль хоть и притупилась, но не ушла полностью, а шрам периодически пульсировал.
Но все же я вернулся в комнату, где меня ждал сюрприз в виде новой двухъярусной кровати вместо одиночки Рамиля. Друзья-таки уговорили Козловича переселить Мишку к нам. А так как ни одного противника данное предложение не нашло, теперь Максимов жил на той же высоте, что и я.
Уже в классе большинство наперебой стало спрашивать, что же случилось. Я придерживался официальной версии. Мол, шел, шел, применил заклинание, очнулся, гипс. А сам искал глазами Терлецкую, как и остальных высокородных. Но те отсутствовали. Почему мне это все не нравится? С самым простым и незамысловатым вопросом: «Какого лешего?» я обратился к Зыбуниной.
— Я обещала не убить Терлецкую и не ранить, — пожала плечами Катя. — А про легкую очистку организма разговоров не было.
— А почему всех нет?
— Ну извини, я же не знаю, из какой тарелки будет есть эта выскочка. Пришлось перестраховаться. Не бойся, дозировка малая, скоро очухаются.
— Оказывается, тебе не чужда гуманность.
— Нет, просто белесого гриба мало было, — легкомысленно отмахнулась Катя. — Так бы они у меня еще недельку в туалете жили.
Страховка от Зыбуниной, с которой я решил теперь ни при каких обстоятельствах больше не ссориться, длилась еще пару дней. Я периодически видел Куракина в сопровождении высокого общества аристократов в мужской уборной. Выглядели те не фонтан. А если выражаться точнее, фонтанировали, не дай бог каждому. Больше всего было жалко, Горленко. И брата, и сестру. Ребята пострадали лишь из-за происхождения. Но как сурово заметила ведьма: «Лес рубят, щепки летят».
На третий день аристократы бледные и немного осунувшиеся вернулись в класс. И все бы ничего, но при появлении Терлецкой грудь резануло невидимым раскаленным ножом. Однако я с честью выдержал ее взгляд, не подав и виду, что мне больно. Пристальнее Светы меня рассматривала разве что Катя. Но и с этим испытанием я тоже справился.
И страсти постепенно улеглись. Мы с Терлецкой старательно делали вид, что нас друг для друга не существует. Катя делала вид, что не замечает, что мы делаем вид. А Вика… Она и вовсе подошла ко мне почти сразу после выздоровления с весьма странными извинениями.
— Ты прости, я наговорила сгоряча, — сказала она, пряча глаза. — Конечно, сдавать я тебя не собиралась. И Козловичу про домового твоего говорить не буду. Просто вспылила.
— Да ничего, — отмахнулся я. — А если не секрет, откуда ты узнала о… домовом?
— Так Рамиль Таньке, соседке моей, растрепал. Вроде у вас живет существо одно, которое ты с Горелого Хутора притащил.
— Спасибо, я почему-то так и думал.
С болтливым другом в очередной раз была проведена серьезная беседа, чтобы он держал язык за зубами. А вот с Байковым мы вскоре все же откровенно поговорили. И Димка выдал неожиданную информацию.
— Создав любовное заклинание Терлецкая очень сильно себя подставила.
— Это как?
— Она обручена с Куракиным. Это дело решенное и в случае расторжения помолвки скандал будет дикий. Ну, и Терлецкие с Куракиными разругаются, само собой. Еще неизвестно, чью сторону займут остальные семьи.
— Нам это ну руку? — спросил я, пытаясь унять горячее желание отомстить.
— Ослабление великих семей? Кто знает. Если, я повторяю, если начнется борьба за сферы влияния, то, возможно, одна из великих семей может не справиться. И кто-то из благородных способен будет занять ее место.
Говорил Байков чрезвычайно заумно, но я вроде его понял. Свято место пусто не бывает. И если кто-то уронит знамя, обязательно найдутся те, кто его подхватит.
— Но это все в идеале. Подобный вариант развития событий сомнителен.
— Почему же? Я могу рассказать о заклинании. У меня и доказательство есть, — расстегнул я несколько пуговиц и показал шрам.
— И найдут тебя в туалете. Пошел ночью пописать, случайно поскользнулся и стукнулся головой о кафель. Минус один уникум, давайте минутку помолчим. Или в лесу пропал, в пруду утонул. Выбирай, что больше нравится. На то они и высокородные семьи.
— Так что же тогда делать? У нас есть оружие, но мы не можем им воспользоваться?
— А что, если надо использовать ситуацию с Терлецкой не чтобы поссорить высокородных, а наоборот, для укрепления отношения с ними? В общем, думать надо.
На том и порешили. Однако помимо сутевины с высокородными меня интересовало еще кое-что, способное повлиять на будущее. Так сказать, небольшой стартап.
— Я получаю две монеты в месяц. Одну ты, Рамиль и Мишка. С ним я поговорил, он в деле. Конечно, это мало, но все же намного больше, чем копить поодиночке на до третьего курса на какую-нибудь хрень. Нужно лишь понять, что именно мы хотим приобрести в сокровищнице у бабая.
— Я тоже об этом думал, — ответил Байков. — Только вопрос поставлен неправильно. Мы не сможем купить стоящую вещь, слишком дорого. Нам нужны ингредиенты, чтобы создать ее самостоятельно, а потом продать.
— И что же мы создадим?
— Артефакт, само собой, — удивился Байков. — Ты же не забыл, какая у меня фамилия? Главное уговорить Рамиля.
Как выяснилось, в этим вопросом оказалось все довольно просто. Начнем с того, что татарин чувствовал себя виноватым. Хотя, казалось, это его постоянное состояние. Он же вечно косячил. Байков же и вовсе пошел с козырей. Нарисовал схему с процентами, над которой написал слова вроде: «доход», «маржа», «окупаемость». Рамик только разок спросил, причем тут моржи, на что Димон начал говорить что-то о себестоимости, рентабельности и прочее, прочее. В общем, наш друг спешно капитулировал, хотя потом втихаря и спрашивал у Мишки, так причем тут моржи? Максимов пожимал плечами и отвечал, что это вроде как-то связано с экономикой.
Поэтому к концу месяца всей компанией мы стояли в хвосте очереди, чтобы зайти последними. Посмотреть журнал надо было без спешки. Катя передо мной сверлила глазами Терлецкую. Та явно чувствовала себя неуютно, поэтому пыталась завести непринужденный разговор с Витей Горленко. Выходило из рук вон плохо.
— Что бы не произошло внутри, не бойся. Это не правда, никто тебе не причинит вреда, — шепнул я Зыбуниной, когда подошла ее очередь.
— Главное, чтобы я никому вреда не причинила, — ответила та, сжимая что-то в руке.
Действительно, чего это я. Пусть Терлецкая выскочила от бабая, одарив меня испуганным взглядом и резью в груди, насчет рыжеволосой ведьмы беспокоиться точно не надо. Так и вышло. Катя зашла, пробыла пару минут и так же спокойно покинула помещение. Ни мускул на ее лице не дрогнул. Значит, не испугалась.
— Теперь я, — сказал я своим и открыл дверь. — Здравствуйте, господин бабай.
— Какой я тебе господин, Кузнецов? — отмахнулось страшилище. — Меня вон даже ведьмы последние перестали бояться. Дожил.
— Так это не последняя, — успокоил я его. — Это первая. Очень могущественная. Входит в какой-то там ковен, забыл название.
— Правда? — с надеждой спросил бабай.
— Честное магическое.
— Ну тогда ладно. А то я уж расстроился. Ты последний опять?
— Почти. То есть нет, но как бы да. Я, как вы и советовали, с друзьями договорился. Будем копить совместно. Надо только выбрать, на что именно. Я их позову тогда?
— И чего, все уже получали стипендию? Нет новеньких?
— Один, — вспомнил я про Рамиля. И тут до меня дошло. — Его можно напугать. Прям хорошенько. Может, болтать меньше станет.
— Смотри-ка, яйца курицу учат, — страшила хлопнул себя по бокам. — Я его так напугаю, всю жизнь немым будет.
— Нет, так не надо. Что-нибудь средней прожарки, если можно. Кстати, я вам тут пирог принес.
Я вытащил два куска брусничной красоты, подогнанной домовыми. Глаза у бабая загорелись. Я понимал, что это не из-за мучного. Все же бумка был на довольствии. Дело во внимании. К страшиле ученики относились, как к функции, жуткой, но обыденности. Я же пытался выстроить приятельские отношения. К слову, знал бы он, каких трудов мне стоило сохранить два куска пирога, чтобы принести сюда. Байков свидетель.
— Ладно, чутка его шугану, — миролюбиво сказал бабай. — Так, для проформы, чтобы не расслаблялся.
Я позвал дрожащего Рамиля, дав знак остальным ждать. Татарин зашел на негнущихся ногах, сразу упершись взглядом в стул. Точнее в того, кто на нем сидел. Бабай не шевелился. Просто смотрел на моего друга. Его же начало колбасить. Он сходу выдал пару абзацев на татарском. Из всех слов я разобрал лишь «эти», которое повторялось раз за разом. Дошло до того, что голос у Рамиля задрожал, и тут я понял, что пора заканчивать.
— Мне остальных заводить?
Страшила дернулся, как от удара, зато Рамика отпустило. Он испуганно уставился на бабая, вскрикнул и отскочил назад.
— Чего стоишь, глазами лупишь, отличник боевой подготовки? Квиток давай. И Кузнецов, ты тоже. Вот твои две монеты. Кто там еще у вас? Заводите.
Наконец вся четверка собралась в сокровищнице. Рамиль рядом со мной и Байковым почувствовал себя более уверенно, уже разглядывая предметы, которые нас окружали. Мишка спрятался за нашими спинами, что не могло укрыться от бабая.
— Не бойся, Максимов, не увидишь ты больше родителей. Странный ты, конечно, худой вот боится, что с отцом что-нибудь случится. Ты же наоборот, не хочешь его встречать.
Я удивленно повернулся к бледному Мишке. За все это время, несмотря на замечательное отношение, поддержку и верную дружбу, он не торопился нам открываться. Все, что я знал, по выходным Максимов звонит сестре. Ни папе, ни маме, а именно сестре. Теперь выясняется, что он отца боится. Интересно.
— Позволите? — спросил Байков, указывая на журнал.
— Валяйте, — положил голову страшила на сплетенные пальцы. — Только недолго.
— Как ваши дела? Что нового? — решил я поболтать с бабаем. Все равно помочь Димону ничем не мог. В этих ингредиентах разбирался только благородный. Рамиль с Мишкой, конечно, выглядывали из-за плеча Байкова, но вряд ли что-то понимали.
Зато бабай преобразился. Словно проснулся от долгого сна, встрепенулся, сбросил с себя оковы дремоты и стал говорить. Я слушал, кивал, удивлялся, улыбался. То есть пассивным образом поддерживал разговор. А сам вспоминал один случай, произошедший несколько лет назад.
Дядя Коля возвращался с магазина и заодно забрал меня со двора, чтобы загнать домой. Мама безуспешно раза три или четыре звала непутевого сына с окна, поесть. А для дяди Коли слово матери было священным. Сказала кушать, значит, надо бросать все свои дела и идти.
Однако у самого подъезда отчим встретил знакомого или приятеля. Уж не знаю, как правильно. И зацепился языками. Точнее дядя Коля молчал, а этот товарищ говорил и говорил. Я уже весь извелся, часто дергал отчима за рукав, даже пару раз нагловато сказал, что нам пора. Но пока дядя Коля не договорил с незнакомцем, мы не ушли. Уже позже он объяснил мне простую вещь.
— Человек он, собака такая, социальная. Ну, как тебе объяснить. Вот ты во дворе с кем играешь?
— С Пашкой, Витькой-Костылем, Серегой.
— А если не будет их?
— Один буду играть.
— Ну, вот день ты поиграешь, два, три. Что потом, заскучаешь? То-то и оно. А бывает, человек всю жизнь один живет. Вроде люди вокруг, а поговорить даже не с кем. Это по глазам видно. Что мне стоило спросить, как дела у Прохорова, чем живет? Он ведь дочку единственную прошлым летом похоронил. Только мать-старушка осталась, да и она плохая уже…
Как-то этот разговор крепко въелся мне в память. И теперь я переделал высказывание дяди Коли, заменив человека на живое разумное создание. Получилось: «всякое разумное создание оно, собака такая, социальное». Вот, к примеру, сидит бабай здесь целыми днями, в темноте, без окон. К гадалке не ходи (или ведьме), скучно ему тут. Чего мне стоит послушать диковинное магическое создание, пока Байков ингредиенты ищет? Ровным счетом ничего.
Зато узнал, что домовой Федор загулял, два дня его искали всем миром. Мол, нашел где-то самогонки и напился в усмерть (при этих словах я напрягся, не банника ли рук дело?). Что библиотекарша жалуется на крыс. Говорит, одну книгу у нее полностью уничтожили, ни следа не оставили. Хотя грызунов ненужных всех давно вывели. Еще у бабая на спине какая-то гадость выскочила. Но тут уж я не знал, как реагировать, поэтому лишь сочувственно покачал головой.
— Спасибо, — закончил просмотр Байков. — Теперь все немного яснее.
— Что, все? — вскочил с места бумка. — Уже уходите?
— Пора, — пожал плечами я. — Но если можно, я как-нибудь загляну. До стипендии.
— Конечно, заходи, Кузнецов. Тебе я всегда рад. Ну и друзьям уж твоим, так и быть.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — До свиданья.
— И, Максим, ты меня уж тоже по имени зови. Шамиль я.
— Хорошо, Шамиль. До скорого.
— Ну что там? — спросил я, как только мы вышли наружу.
— Фигово все. Я себя явно переоценил. Большая часть ингредиентов заточена под создание уже известных артефактов. Проблема в том, что боевыми занимаются Терлецкие, а защитными и целебными Шиловские. Все варианты есть в классификаторе. Можно, конечно, экспериментировать, создать что-то новое для дальнейшей перепродажи высокородным в эти две семьи. Вот только кто знает, сколько придется потратить расходников. К тому же, нужно еще выкупить заклинание у Аганиных, на которое будет опираться артефакт. Само собой, если мы собираемся все делать с нуля, а не ковать на коленке очередную подделку.
— Не расстраивайся. Придумаем что-нибудь, — попытался успокоить я его, хотя сам не знал, что делать. Мы напоминали бабушек, пришедших торговать огурцами с огорода в большой молл.
— Я пороюсь в классификаторе, и мы придем сюда еще раз, — твердо решил Димон.
На столь оптимистичной волне мы вкатились в декабрь. Снега все не было. Точнее в лесу и за Смородинкой (которая и не думала замерзать) уже намело, словно кто-то щедро посыпал манной крупой всю округу, однако на центральный школьный двор подобное не распространялось. Тут еще царила поздняя осень.
Однако все изменилось. Домовые теперь подкладывали в шкаф кальсоны для занятий в клубах, свитера, перчатки, шапки и теплую обувь. Значительно прибавили отопление, хотя мы разницу не заметили. А в столовой стали выдавать рыбий жир и еще какие-то витамины.
Третьего декабря нам огласили даты экзаменов для перехода во второе полугодие, однако большая часть учеников ждала другие числа. И вот по завершении первой недели зимы все-таки стало ясно, бал состоится двадцать седьмого декабря. Сказано это было Козловичем в столовой, стекла в которой сразу же зазвенели от радостного ора. А ко мне тихонечко подошла Катя и шепнула на ухо.
— Максим, мне нужна твоя помощь в одном очень деликатном деле.
— Не понял?
— В общем, надо, чтобы ты сегодня зашел после тренировки ко мне. Хочу тебя кое о чем спросить.
— Так тут спрашивай?
— Здесь не могу. Надо показать. Ну как, зайдешь?
— Зайду, — мне почему-то стало жарко и от волнения захотелось прочистить горло.
Я смотрел вслед Зыбуниной и не мог понять, что это за такое деликатное дело? Сначала хотел поделиться с друзьями, но как представил подколки Рамиля, так сразу передумал. Вот и мучился всю тренировку, витая совершенно в другом месте, отчего был обруган Якутом.
Зато когда я вернулся, сходил в душ, зачем-то почистив зубы. Оделся, для перестраховки выждал десять минут и сославшись на то, что забыл учебник в классе, выскользнул в коридор. Расстояние, разделяющее нас, я преодолел в одно мгновенье.
— Максим, это ты? Заходи, — услышал я голос Кати.
Комната девчонок отличалась от нашей. Она была просторнее, мебели в ней оказалось чуть больше, а такой же как у нас шкаф от остальной комнаты разделяла ширма, за которой и суетилась Зыбунина. Меня немного смутило, что ее соседки куда-то делись. Надеюсь, она не превратила их в жаб, с ведьмы станется. Однако как только Катя вышла из-за ширмы, про все остальное я думать перестал. Раскрасневшаяся ведьмочка поглядела на меня и смущенно спросила:
— Ну как тебе?