Мейнор. Здесь.
Кто бы сомневался, что он явится. Я же даже раньше ждала, но… неважно. Все неважно. Пришел и ладно. Не упаду, не заплачу! И истерику не устрою!
Я сильнее, чем они все думают! Я сама буду вершить свою судьбу!
Больно больше не будет.
Только внутри все сжалось, заныло. Словно старая зарубцевавшаяся рана натянулась, грозя вновь заполнить сознание болезненными эмоциями.
Как бы я ни старалась, как бы ни пыталась выглядеть равнодушной, слишком мало времени прошло, слишком свежи были эмоции. И часа не прошло. Я помнила, как обливалось кровью мое сердце, как горело, превращаясь в пепел.
Но выжила. И сейчас выдержу.
— Надо же, как это удобно, — сухо отозвалась я, поворачиваясь к демону, который медленно шел ко мне.
За его спиной, словно призрачный плащ, клубился черный дым.
И снова внутри все дрогнуло.
Я помнила его взгляд, полный нежности и затаенного желания. Помнила вкус губ, обещающих запретные удовольствия. Прикосновения его сильных рук, от которых на коже оставались огненные следы.
«Ну же… соберись, Ник!»
— То есть для того, чтобы признать наш брак незаконным, мне нужно твое разрешение, повелитель? А разве нет исключения в связи с тем, что именно с тобой у меня заключен этот союз?
А он просто молча шел, не сводя с меня черных глаз.
Хочет запугать? Вызвать на эмоции?
Не выйдет.
Да, я все еще внутренне дрожу от его присутствия. Да, помню, как любила! Хотя кого я обманываю. И сейчас люблю. Невозможно избавиться от этого наваждения за минуту. Я еще долго буду выбивать и выжигать это чувство из своего сердца.
Но я справлюсь.
Надо просто переключиться.
Например, на поиски отца и Брэндона, которые я совсем забросила. И еще эта печать.
— Айшир, — произнесла Талмани, склонив голову, — приветствую вас.
— Талмани, — кивнул он, а смотрел на меня.
Практически не мигая. Так, что по коже прошелся неприятный холодок и волоски встали дыбом.
— Ты не могла бы оставить нас одних?
— Конечно, — тут же произнесла жрица, отступая.
— Мы еще вернемся к нашему разговору, Талмани! — крикнула я. — Я все равно своего добьюсь!
Просто не хотела оставлять за мужем последнее слово.
Мейнор подошел ближе. Так, что нас разделяло метра три. Хорошее расстояние, не дает задохнуться от его аромата, утонуть в черноте взгляда.
— Поговорим?
— Я думаю, это неизбежно, — отозвалась я, расправляя плечи и задирая подбородок. — Хорошо. Давай поговорим. Хотя сомневаюсь, что это поможет.
— Я должен тебе все объяснить.
Его взгляд скользил по моему лицу, медленно, плавно. И кожа горела, словно он дотрагивался до неё пальцами.
— Должен, — согласилась я, тяжело сглотнув. — И уверена, даже сможешь найти нужные слова, правильные, правдивые. Ты все разложишь по полочкам, убеждая, что по-другому нельзя, а я просто… просто слишком остро отреагировала.
— Ник…
Мое имя в его исполнении как приманка для хищника, будоражит кровь, заставляет эмоции вырваться наружу, вспыхнуть ярким пламенем.
— Только это не поможет. Знаешь почему?
Молчит и смотрит.
И этот взгляд злит больше всех слов.
Откровенный, нежный, чарующий. Напоминающий о том, что не случилось… и уже никогда не случится.
— Потому что я тебе больше не верю. Ни одному твоему слову. Можешь говорить все что угодно, приводить доказательства, давить на жалость или логику. Я. Тебе. Не верю. И уже не поверю никогда.
— То есть у меня нет шанса, — понимающе кивнул Мейнор.
И эта кажущаяся покорность тоже злит.
Я хочу, чтобы ему было больно. Хочу, чтобы он страдал также, как и я, испытал все муки предательства, от которых ломало мое тело!
— Нет. У тебя нет шансов и у этого брака тоже. Я не хочу быть твоей женой и не буду. Ты можешь ругаться, не соглашаться, но я добьюсь, чтобы этот брак признали недействительным.
— Не стоит…
— Не надо мне указывать! — выдала я, повышая голос.
Ведь обещала себе молчать. Обещала, что сдержусь и не потеряю контроль. Но рядом с ним это невозможно.
Мне больно. Все равно больно.
Видеть его, смотреть на него. Знать, что все кончено!
— Я не стану настаивать, Ник. Если хочешь уйти — уходи, — тихо произнес он.
Снова дрожь, которую уже не скрыть.
И ком у горла, перекрывающий дыхание.
«… уходи…»
— Неужели? Вот так просто? А совсем недавно ты говорил, что не отпустишь, что не дашь сбежать, — напомнила ему.
Я ждала сопротивления, заверения, объяснения.
Они мне были не нужны. Но я их ждала.
А ему… ему все равно.
Надо же, мне казалось, что больнее уже не будет. Ошиблась.
— Ты же этого хочешь.
— Хочу? Хочу?!
Я подскочила к мужу, хватая его за рубашку и дергая на себя. Смотря прямо в черные как ночь глаза и почти крича:
— Знаешь, чего я хотела от тебя? Правды. Правды! Ведь это не так много! Я осталась одна! Одна в этом мире. Преданная всеми! И хотела лишь правды! А ты… ты лгал! С самого начала ты мне лгал! Что я нужна тебе! Я! А не моя мать или эта печать проклятая! Я!
Отшатнувшись, я не нашла ничего лучше, чем стукнуть Мейнора кулаком. Это и ударом назвать было сложно. Так, хлопнула.
А потом еще раз и еще.
Словно этого могло помочь, облегчить мою боль и отчаянье.
А муж даже не дернулся. Словно я била не по нему, а по деревяшке какой-то бесчувственной.
— Титул! Земли! Замок! А тебе нужна была лишь эта печать!
— Ник…
Мейнор наконец-то шелохнулся, пытаясь поймать мои руки. Но я не собиралась сдаваться так просто, вырывалась и снова била.
— Эта проклятая печать! Ненавижу тебя!
— Ник!
Вырываться было все сложнее.
Он поймал, схватил, скрутил, лишая возможности двигаться, прижимая к себе так сильно, что нечем дышать.
— Пусти, — прорычала я в бессильной ярости, не в силах понять, откуда слезы на щеках и губах.
Я же не хотела плакать. Не хотела показывать ему свою боль!
— И не подумаю.
— Ненавижу тебя! Ненавижу, Мейн-оир!
Пламя, вспыхнувшее в его глазах, было такой силы, что я замерла, забыв обо всем на свете.
Демон отпустил, но лишь для того, чтобы обхватить мое лицо руками, и поцеловал в губы.
Жадно, требовательно, болезненно.
С таким пылом и страстью, что я полностью растворилась в нем и этом огненном безумии. Жёсткие губы сминали мои, лишая даже возможности вырваться, выбивая почву из-под ног и воздух из легких — а я только недавно вновь научилась дышать.
Больно и сладко одновременно. Головокружительно, опасно и горячо.
Этот поцелуй, как клеймо, припечатывал меня к нему, лишая рассудка и права выбора.
«Ты моя! И только моя!»
Эта мысль пронеслась в голове, заставив похолодеть.
«Нет! Нет! Я не могу! Не хочу!»
Лишь спустя долгие минуты мне удалось освободиться. Застыть напротив мужа, пытаясь вырваться из черной бездны его тяжелого взгляда.
А потом…
Пощечина получилась звонкой. И болезненной. У меня даже ладонь загорелась.
— Никогда, — прошипела я, тяжело сглотнув и отступая на два шага назад. — Никогда больше не смей так делать!
— Прости, — криво усмехнулся Мейнор, а у самого огонь бушевал в глубине глаз. И ни капли раскаяния. — Не сдержался. Надо же было тебя как-то успокоить.
— Не так. Но не переживай, истерик не будет.
— А я и не переживаю. Я действительно позволю тебе уйти. Когда все закончится. Если ты сама этого захочешь.
Это уже было.
«Однако, если вдруг ты передумаешь и решишь, что готова к более тесному сотрудничеству, то я не буду против».
— Опять твои игры? — скривилась я. — Только я не передумаю. И не мечтай.
— Мечтать не стану, — кивнул Мейнор. — Буду действовать. И сделаю все, чтобы ты осталась со мной, Николетта Дэрринг. Больше никаких игр, загадок и реверансов. Ты моя жена, пока номинально, но я сделаю все, чтобы наш брак стал реальностью.
— Ты… угрожаешь мне?
— Нет, предупреждаю, что не отступлю от тебя и сделаю своей.
— Этого не будет! — выкрикнула я, стараясь скрыть волнение.
— Давай поспорим?
— Что?
— Давай поспорим, Ник.
— Что за глупости, — пробормотала я.
— Боишься проиграть? — тут же зацепился демон.
— Нет! Но это глупо! Спорить на собственную жизнь.
— Зато интересно. Если до того момента, как мы найдем печать, ты по-настоящему не станешь моей женой, то я отступлюсь и больше никогда тебя не потревожу, сделаю все, чтобы наш брак признали недействительным, прилюдно попрошу у тебя прощения. Могу даже компенсацию выплатить.
— Не надо, — отозвалась я, все еще отказываясь верить, что это не шутка. — Мне не нужна компенсация.
— Значит договорились?
— А если выиграешь ты?
Мейнор одарил меня такой улыбкой, что у меня коленки задрожали.
— То ровно через год ты родишь мне сына. Или дочь. Не важно. Я буду рад любому младенцу. Лишь бы он был наш.
«Пресветлая, спаси и сохрани!»