Девушка вздрогнула, выпрямилась и сбивчиво пролепетала:
— Маэстрина? Что вы тут?.. Я просто…
Я отмахнулась и устроилась удобнее. Еще и ноющие ноги вытянула. Устала как собака.
Мы помолчали.
— Элои́за, можно я вас обниму? — спросила я притихшую девчонку. Она явно растерялась, смущалась и не знала, как ей сейчас себя вести.
Не дожидаясь ответа, развернулась к ней и приглашающе раскрыла руки. И ни на мгновение не удивилась, когда она доверчиво подалась мне навстречу. А потом я просто сидела, гладила ее по спине и не мешала выплакать мне в плечо обиду и разочарование кем-то.
Потому что девочки так устроены. Нам нужно, чтобы кто-то пожалел, посочувствовал, позволил недолго побыть слабой. Это уже потом можно рассказать и спросить, послушать советы или просто выругаться. Но сначала чуть-чуть пожалеть себя, прежде чем снова стать сильной женщиной.
Когда поток слез утих, Элоиза выпрямилась и высморкалась. А я все так же тихонечко предложила:
— Разрешаю использовать свои колени как подушку. Я поглажу вас по голове — это ужасно приятно. А вы расскажете, если хотите, о том, какой он гад.
— А как вы узнали? — хлопнула она мокрыми ресницами, испуганно глядя на меня. — Почему гад?
— Пф-ф. А кто еще? Конечно, он гад и еще немного козел. И дружки его ничуть не лучше.
— Вам кто-то проболтался, да?
— Расскажете? — ушла я от ответа. — Пари? Или изменил? Или бросил?
Ну, я как бы тоже девочка. Была когда-то. И знаю, что рассказать кому-то — это прямо сильно нужно. Оно жжет и не дает дышать. Нужно обязательно озвучить беду, обсудить, перетереть с кем-то, кто готов слушать.
И я готова была побыть слушателем и сочувствующим.
Оказалось — пари. Что вскружит голову, что вынудит признаться в любви. Могло быть и хуже, если честно.
— А я влюбилась, думала, это по-настоящему. Он ведь так смотрел…
— Но до постели дело не дошло?
— Нет, — помявшись, ответила она. — Но мне жить теперь не хочется. Как я выйду завтра ко всем, они ведь знают. Будут смеяться надо мной.
— Почему?
— Что почему?
— Почему они будут смеяться над вами? Вы собираетесь появиться голой? С плакатом «Я дурочка»?
— Нет, конечно! Маэстрина, как вы могли такое подумать!
— А почему смеяться-то будут? Я правда не понимаю.
— Ну как же… Они знают про пари. И что я призналась в любви.
— И что в этом веселого? Ну один не очень умный молодой человек выставил себя придурком. Ну красивая, эффектная, умная девушка — а вы умная, я прекрасно знаю вашу успеваемость — сказала, что любит его. Заметьте, просто сказала. В ответ на его сладкие речи, она произнесла ответные. Что в этом смешного? В чем изюм? В какой момент надо начинать смеяться?
— Но как же?..
Я ждала, давая ей подумать.
— Но… Я ведь выгляжу жалко.
— Да? Не заметила. Заплаканной, это факт. Нужно будет протереть лицо тоником и закапать глаза. Вы знаете чем, я давала рецепты. Но если у вас нет в наличии, сейчас сходим ко мне, я поделюсь.
— Но, маэстрина… Ведь он будет говорить мне гадости и дразнить. Я же сказала, что тоже его люблю.
—
— Да-а-а? — задумалась она. Потом спросила: — А как бы вы поступили на моем месте?
— О, я не пример для подражания. Точно говорю. Я ужасно вредная и мстительная. И вообще, злюка и обладаю совершенно невыносимым характером. Не будьте такой!
— И все же? — хихикнула она.
— Ну, я бы высморкалась, привела лицо в порядок, чтобы ни малейшего следа слез не осталось. Съела что-то вкусное, страшно калорийное и сладкое. Шоколад, пирожное, мороженое, пирожки с вареньем. Выпила рюмку чего-то крепкого… Вам нельзя, вы студентка! Но если вдруг есть в заначке, то малюсенькую рюмочку можно. Только я вам этого не говорила. А то ректор меня со свету сживет, что я учу студентов плохому. Еще я бы хорошо выспалась, а чтобы ночью ерундой не маяться, выпила капли для спокойного сна. А завтра с чистой головой — и волосы, и мысли, — с легким макияжем и в привычном, но красивом наряде под мантией отправилась завтракать. И вела бы себя так, словно день ничем не отличается от других.
— А если?..
— А если — то сказала бы: дорогой, ты такой большой мальчик, а веришь всему, что тебе говорят. Нельзя же быть таким наивным, в самом-то деле! Ты так трогательно, вдохновенно и артистично изображал любовь, что я решила тебе подыграть. Интересно ведь было, что дальше.
— Но он же приведет пример. И были свидетели.
— Это ваш косяк, кстати. На будущее — свидетелей быть не должно. Все серьезные разговоры только приватно.
— А у меня будет будущее? — кисло уточнила она. — После такого позора только утопиться или перевестись в другое учебное заведение.
— Ха! Элоиза, да у вас впереди еще столько интересного, потрясающего. Столько знакомств. Только выбирай. Где-то там бродят сотни мужчин, которые готовы отдать вам свои сердце, руку, имя, состояние и детородный орган.
Она прыснула от смеха и укоризненно воскликнула:
— Маэстрина!
— Чего? Я дело говорю. Это, между прочим, очень важная часть мужчины. Нормальный характер, мозги, хотя бы одна рука и эта штука в штанах — это самое ценное, что в мужике есть. Все остальное так, опционально.
— О боги! — прыснула она, пряча лицо в ладонях и трясясь от смеха.
Я улыбнулась и потянулась. Зато отвлеклась, поболтала, дурную молодость вспомнила. Свои первые увлечения.
— Элоиза, знаете, чем прекрасна юность? Тем, что каждая симпатия и легкая влюбленность — это прямо огонь, пожар, костер и накал страстей. Правда, такой костер долго не горит. Но влюбленности очень полезны для хорошего настроения, чувства жизни, энергичности и гормонального фона.
— И что мне завтра делать?
— Улыбаться. Улыбайтесь, Элоиза, это всех бесит. И присмотрите какого-нибудь сообразительного симпатичного парнишку, чтобы перевлюбиться на месяцок-другой. Или как получится.
— Думаете, это так легко?
— Конечно. Смотрите внимательно и ищите достоинства. Любые! Умный. Нос красивый. Волосы мягкие. Осанка хорошая. Сутулится, но зато высокий и фигура хорошая. Голос проникновенный. Щербинка между зубов такая милая, что его улыбка неотразима. Ямочки на щеках. Глаза добрые. Пальцы длинные и чуткие. Смеется заразительно. Отыскивайте детали, положительно оценивайте их. И сами не заметите, как тот, кого вы выбрали, станет вам казаться потрясающим. А если будете на него смотреть выразительно, то он еще и сам влюбится, если свободен от отношений. Найдите себе завтра объект, перевлюбитесь и получите от этого настоящее удовольствие. Ходите на свидания, держитесь за руки, делите пополам одну булочку и смотрите на снегопад…
— А вы? Маэстрина, вы сами не хотите влюбиться?
— Очень хочу! Я бы с превеликим удовольствием. Но мне не в кого.
— А месье ректор? Мы думали… Он так на вас смотрит. Ребята считают, что…
— А месье ректор — мой коллега и начальник. И нет ничего более унылого и пошлого, чем короткий служебный роман, Элоиза. Прямо вот фу-фу-фу! За коллегу или сразу замуж, или лучше даже не начинать. А уж с начальником шуры-муры крутить — так вообще дно. С него нужно просить достойную зарплату за свою хорошую работу, обговаривать служебные вопросы, сообща решать проблемы. Но не личные, а должностные. Как-то так. И это невероятно обидно, потому что магистр наш — мужчина хоть куда, великолепнейший экземпляр. Но, увы, на него можно только смотреть, а руками трогать — ни-ни. И влюбляться в него тоже строго запрещено. Он же ректор!
Мы переглянулись и прыснули, потому что, судя по глазам студентки, она была со мной полностью согласна в оценке Артура Гресса.
А потом мы все же вместе дошли до входа в преподавательское общежитие, она подождала за дверью, пока сбегаю в свою комнату и вынесу ей три флакончика. Тоник для кожи, капли для глаз и успокоительное. Хотя настроение у нее и так исправилось, но слишком состояние взбудораженное, а нужно выспаться. Учитывая, что время близится к часу ночи.
Утром я с интересом ждала появления Элоизы в столовой. А потом с не меньшим любопытством наблюдала, как она в точности исполняла мои вчерашние советы. По виду хорошенькой и нарядной студенточки в жизни было не догадаться, что вчера она с распухшим носом и красными глазами заливала слезами мое плечо. Она улыбалась, с легкой иронией что-то отвечала высокому красавчику с пятого курса. Вот же засранец! А потом она еще смеялась за столом со своими подружками и иногда пожимала плечами.
В какой-то момент Элоиза откинулась на спинку стула и украдкой бросила на меня взгляд издалека. На что я осторожно, не привлекая внимания, показала ей большой палец и подмигнула.
Потом я выпрямилась, вернувшись к завтраку, и тут заметила обращенный на меня взгляд Артура Гресса. Он от меня сидел далеко, на другом конце стола. Знать, почему я перемигиваюсь со студенткой, он не мог. Но отчего-то у магистра вид был хитрый и довольный, словно у кошака, нажравшегося сливок.
Я напряглась, постаралась припомнить, был ли со мной Барон во время ночной беседы с Элоизой. Но нет, питомец ректора давно уже ушел вместе с Софи. И если честно, я даже не соображу, а был ли он у Ханка? Я зашла за спящей в комнате физрука малышкой. Забрала ее и пошла к себе, чтобы переложить в ее кроватку. Был ли кот? Вроде нет.
Просто я привыкла, что рыжий пушистый любимец Софи постоянно где-то при нас, и уже давно не обращала на него внимания. Вот он спит или играет с девочкой. Или сидит рядом с моим стулом в столовой и ест из миски, потому что за его кормежку по-прежнему отвечала я. Или следит, как девочка ползает с кем-то из ребят в Штабе. Или они оба находятся в манеже на лекциях. Он все время был с нами, и я их обоих как-то уже считала своими. И приемную дочку, и приемного кота, хотя, по сути, Барон — животное ректора, а Софи — дочка Мариэллы. Но оба теперь при мне.
Но я к чему это все. Барона со мной не было, моих слов про Артура он не слышал и передать хозяину по магической связи не мог. Так отчего же Гресс такой довольный?
Забегая вперед, скажу, что уже через неделю Элоиза встречалась с парнишкой с четвертого курса, но с другого факультета. И судя по довольному виду обоих, у них все хорошо.
А я, кажется, заработала себе плюс к карме и дополнительное уважение от студенток, потому что Элоиза явно рассказала подружкам о нашей беседе. Очень уж выразительные были взгляды у девчонок.
Артур Гресс случайно стал свидетелем разговора Мари со студенткой. Час был уже поздний, можно было бы и еще посидеть в кабинете, но он решил, что все же стоит отдохнуть. Отправился неторопливо в преподавательское общежитие и издалека услышал женские голоса. Притормозил, потому что, после случая с вызовом демона и неведомо кем организованным порталом в подземелья, готов был ждать любой пакости.
А потом признал голос маэстрины. Она утешала плачущую студентку. Чтобы не мешать и не пугать и так расстроенную девушку, ректор прислонился к стене, подхватил на руки своего рыжего питомца и решил немного переждать. А то если сейчас выйдет к ним, то все испортит.
Девушки еще немного поговорили. Элоиза, так звали студентку, хлюпала носом, мямлила, рефлексировала. Все, как обычно это бывает у трепетных юных маузель, впервые испытавших симпатию к мальчику и глубоко разочаровавшихся.
Он и не прислушивался, размышлял о своем, пока его внимание не привлекло упоминание о ректоре. Вот тут-то он и навострил уши.
А потом, когда Мари и Элоиза ушли и он поспешил следом, ловил себя на том, что у него улыбка не сходит с губ. Мари считает его привлекательным. И потрясающим. И как-то она еще там так хорошо сказала. Ну а все остальное поправимо. В конце концов, о такой пошлости, как служебный роман, он и не помышлял.
Наш бурный трехнедельный «субботник» к рекламной кампании и встрече с журналистами подошел к концу. Мы с ребятами и коллегами сделали все, что было в наших силах. Магистр Гресс, со своей стороны, еще раз обсудил грядущее событие с журналистами. Напомнил о неразглашении некоторых фактов и о том, что каждая публикация будет пущена в печать только после одобрения рукописи им лично. И если что, необходимые правки будут внесены. А так, мол, полагаемся на вашу репутацию известных журналистов, чьему слову можно доверять.
И следующая неделя у студентов будет занята последними днями перед сессией и тем, чтобы не слишком сильно лезть на глаза. Важно, чтобы учебный процесс шел так, как он идет всегда.
От газеты «Вестник Изара», как я и говорила, визиты наносили два человека: мужчина и женщина. От журнала «Изысканные новости» — сама его владелица. Элегантная дама с безупречными манерами, живым взглядом и приятным голосом.
С разрешения ректора эти трое господ приходили ранним утром и весь день перемещались по университету, общежитиям, территории вокруг замка. Они посидели на разных лекциях, послушали там и сям. Побывали на практических занятиях и на уроках физической подготовки. Они даже в подвалы свои носы сунули. Разумеется, их всегда сопровождал и все показывал кто-то из администрации, назначенный дежурным. Нужно ведь приглядывать за посторонними на закрытой для праздных посещений территории Усача.
Я же курировала все это. Встречалась с журналистами поутру, затем беседовала снова в обед, и вечером, перед тем как они уходили. Обсуждала все интересующие их вопросы, помогала, чем могла.
И да, они видели Софи. Я не могла да и не хотела прятать девочку. Я ее не стыжусь. Возможно, увидев, что женщина с ребенком может вести социально активную жизнь и в таких областях, как наука и образование, другие женщины и власть имущие мужчины чуточку пересмотрят свое отношение к ситуации.
Сказать, что журналисты были поражены, это ничего не сказать. Поначалу они буквально остолбенели, увидев малышку в манеже, пока я вела лекцию.
Но надо отдать должное их профессионализму. Вопросы они, конечно, задавали, но позднее. А до того присматривались, следили за тем, как я справляюсь. Хлопали глазами на вполне привычное для нас сменное дежурство ребят. Софи все любили, а она отвечала взаимностью студентам. Для нее весь университет и все его обитатели — это ее повседневность. Сменялись лица, руки, но они все были знакомыми. А вот к трем новым личностям кроха сначала серьезно присматривалась. Изучала их на удивление внимательным и серьезным для своего возраста взглядом. Потом вопросительно посмотрела на меня и что-то прокурлыкала на своем малышковом языке.
А я ей, как большой, пояснила:
— Эти две красивые тети и дядя — очень умные люди. Они известные, популярные и умеют хорошо рассказывать истории. И пришли, чтобы посмотреть на наш университет и рассказать другим жителям королевства, как у нас тут хорошо.
— Блю-блюм? — важно спросила Софи.
Понятия не имею, что это означает на детском языке, поэтому я вместо ответа назвала ей имена журналистов. Всех троих. И ее саму представила им.
— А это Софи Монкар.
Услышав свое имя, девчушка радостно заулыбалась этим троим серьезным новым знакомым. А учитывая, какая она хорошенькая и какая у нее заразительная улыбка, устоять у них не было шансов. Мадам Сюзанна даже попросила разрешения взять ее на руки. И окончательно растаяла, когда Софи вдруг начала заразительно смеяться.
Есть такая игрушка, клоун-хохотунчик в мешке. И когда он хохочет, ни малейшего шанса удержаться и не засмеяться вместе с ним. Вот Софи практиковала этот смех уже месяц. И если у нее активировался внутренний хохотунчик, хихикали все окружающие. В общем, знакомство с Софи для пишущей братии закончилось веселым смехом.
Журналисты были людьми ответственными, за неделю изучили все, что только им было позволено. Потому что упустить такой шанс побывать в святая святых… Ведь на территорию Усача горожан не впускали, уж я-то это усвоила с первых же минут своего пребывания тут. Помню, как меня не хотели впускать с котом и раненым мужчиной.
Ах да! Еще ж кот! Барона журналисты тоже оценили, правда поначалу они сочли его фамильяром, причем моим. И крайне удивились, узнав, что это магический питомец ректора. Так и не поняли, отчего же он все время со мной и моей дочкой. А потом вдруг решили, что глава университета таким образом контролирует ситуацию с ребенком сотрудницы. А я не стала их разубеждать. Пусть.