Глава вторая
Надо мной медленно проплывала каменная арка. Большая, очень древняя. На всякий случай я моргнула несколько раз, но видение не исчезло. К тому же шум вокруг давал понять, что уже не сплю. Последнее, что помню: я пытаюсь залезть на стол для очередной речи. На этом воспоминания обрывались.
Арка закончилась, в глаза ударило солнце, такое яркое, что я зажмурилась и расчихалась. В голове тут же обрадованно загудело. Ой, не стоило так хлестать вино. Ой, не стоило. Я хоть, как ведьма, к похмелью не склонная, но все равно сейчас почувствовала на плечах вместо головы хороший такой чугунный котел. Кое-как приподнялась на локтях и поняла, что впереди передо мной знакомая спина в не менее знакомой синей рубашке. На ней уже успели проступить пятна пота. Отец надевал ее когда выезжал в город по торжественному поводу. И всегда ругался, что в ней жарко. Но продолжал надевать.
— Кхе… кхе, — я откашлялась, а спина ощутимо напряглась, — Папуль, что… где… какого лысого порося тут происходит?
— Доча! — обрадовался родитель, не оборачиваясь. — Проснулась уже? Как состояние? Рассольчику будешь? Я тут с собой прихватил. Ну и зелье то, что ты состряпала мне неделю назад помнишь.
— Помню. — ответила мрачно. — Давай.
Зелье я делала по наитию, исходя из рассказов бабушки Наори. Ну и прислушиваясь к ведьминской интуиции. Отцу давать не хотела, подумывала провести испытания на особо вредном соседе. Но папуля решил по-своему. От похмелья после праздника урожая излечился и даже обнял меня. Так, что ребра заныли.
После рассола и зелья жизнь сразу стала гораздо лучше. Теперь я смогла в подробностях разглядеть, где мы ехали.
Вокруг тут и там виднелись аккуратно подстриженные деревья, все по-весеннему цветущие, яркие. Между ними виднелись светлые каменные дороги, по которым две повозки свободно пройдут, не застрянут. У нас в селе такая дорога одна, называется Главной. Мы же ехали по центральному проезду, по обеим сторонам которого стояли огромные статуи. Думаю, я бы с легкостью могла посидеть на руке у таких гигантов.
А впереди вырастало Здание. Вот так, с большой буквы. Огромное, высокое, точно стремится заслонить собой солнце. Светло-серые и темные камни выглядели так, словно им очень и очень много лет. Большие окна, а над ними — каменные горгульи. Я пискнула от неожиданности, когда одна такая каменюка вдруг сорвалась и с каменным скрежетом расправила крылья. После чего улетела вверх.
— Па-па-папуля, — что-то начала заикаться, как тот белобрысый дурак Тимоня, который караулил меня в кустах и щипал за бок.
— Чего?
— Так я это, так я того, — у меня дар речи стал как у дурочки, — мне ж не того. Да чтоб вас приподняло и…!
Колесо телеги наехало на не пойми откуда взявшийся камень, и отец подпрыгнул. Где-то сухо прогремел гром, одна из статуй поблизости опасно закачалась, а я зажала рот обеими руками и пригнула голову.
— Язык свой черный придержи. — посоветовал родитель. — Чего хотела?
— В Академию не хочу! — заныла я. — Меня то в селе все любят оказывается. А тут чего делать?
— Село наше прославлять. — не растерялся отец. — Ты ж ведьма, пусть и не потомственная, но выбранная другой ведьмой для передачи дара. Так покажи там всем, чтобы слава о наших Васильках по всему Асдору пошла.
Потом помолчал немного и добавил:
— Хорошая слава, Радка, поняла меня?
Я торопливо закивала, как-то забыв тот момент, что родитель сидит ко мне спиной. Но он то меня знал, так что движение угадал. И добавил уже веселее:
— Ты себя в порядок пока приведи. Я там тебе сумку бросил с вещами твоими. Мать положила платье твое нарядное, гребень любимый и бусы.
— Бусы. — передразнила я. — А травы мои?
— А в травах мы с матерью не разбираемся. — отрезал отец. — Новых насобираешь. Давай, в зеркальце то поглядись, не…
— … позорь Васильки. — уныло закончила я фразу, одновременно развязывая мешок. Вышитый васильками, конечно же. С тех пор как приезжающих гостей стало меньше, продукцию сувенирную покупать не спешили. Так что мы постепенно растащили ее по домам.
Переодеваться пришлось в задней части крытой повозки. Платье мне мама сшила сама, ткань купила на ежегодной ярмарке. Ярко-зеленую и тонкую, мягкую. Я это платье один раз то всего и надела, когда примеряла. А потом мне сказали, что нечего такую красоту таскать и спрятали до лучших времен.
Похоже, они лучшие то времена, настали.
Заглянула в сумку и с разочарованием убедилась, что отец не соврал, кроме сменного белья и платья, там больше ничего не было. Взгляд упал на узелок и сердце радостно трепыхнулось, что мать подумала положить мои травы и заготовки, ведь ведьма без снадобий, что воин без оружия, но там были лишь заботливо завёрнутые пироги и кувшин с квасом. Непонятно, то ли мне, то ли отцу на обратную дорогу перекусить приготовлено. Как бы ни было, но взяла один пирожок и, жуя, полезла обратно.
— Папуль, а мы где? — задала я насущный вопрос, так как мы уже подъехали к парадному входу величественного здания.
— В Академии.
— Ик… — поплохело мне.
Я как-то надеялась смягчить его, а если не удастся, тихонько смыться и самой вернуться домой. Как-то слишком поспешно меня в Академию проводили. Огорошили известием, тут же столы накрыли, а на следующий день я уже здесь. Не, по сути я не против, но если уж начинать учиться, то явно не имея с собой одно исподнее бельё, гребень и бусы. Зря я, что ли запасы трав и зелий делала?
Ох, хитрит отец, хитрит. Зуб даю, что пока меня нет, будут потихоньку торговать тем, что я запасла. Не зря они младшую Аринку ко мне подослали. То-то она крутилась рядом со мной всё время, перебирая склянки и спрашивая, какое зелье и для чего.
Оглянулась, и взгляд не порадовал высоченный забор, опоясывающий академию. Не перебраться, если не выпустят. За столом вчера поговаривали, что эти стены даже когда-то Императорские войска штурмом брали во время учений, и то им понадобился почти целый день. А мне, слабой ведьмочке, с императорской гвардией не тягаться.
— Нас что, прямо так сюда и пропустили?! — подивилась я.
— Не пущали по началу, дык я сказал, что ты в дороге умаялась, больно крепко спишь. Если не пропустят тебя на учёбу сдать, обратно увезу. Мне попусту торчать у ворот некогда. Тебя и пробуждающим заклинанием один выходящий из Академии магистр будил, не добудился. Но ведьм нынче недобор, он и махнул рукой, разрешил, чтобы заехали, под его ответственность.
Ох, надеюсь, неизвестного мне магистра волной вчерашних возлияний от меня с ног не сбило. А то, что заклинание не подействовало сразу, так я же ведьма, у нас природная защита. Что-то как с гуся вода слетает, а особо забористое имеет отстроченное действие, есть время убежать или принять меры для защиты.
То-то я очнулась над аркой ворот, когда мы въезжали. Вовремя, кстати. Если бы чуть раньше, то пришлось бы самой по этой длинной аллее плестись.
А вот насчёт информации, что ведьмочек недобор, я совсем не удивилась. С даром или рождаются, и входят в полную силу уже в зрелом возрасте, или получают его в дар, как я, когда ведьма умирает. Вот и выходит, что не так уж и много ведьм возраста, годного для учения в Академии.
В воздухе запахло навозом, рождая в душе ностальгию по дому. Наша кобыла постаралась, пока стоим. Но вышедший из дверей старичок в белой хламиде моих чувств не разделял.
— Вы с ума сошли! — схватился за сердце. — Кто вас сюда пустил?! Это Академия, а не базарная площадь!
— Дык, я ведьму привёз! — приосанился отец.
На меня даже не посмотрели, продолжая яриться:
— Да сюда на лошади к главному входу даже Император не подъезжает! Каждый должен эту аллею, символизирующую дорогу к знаниям, сам пешком пройти. А вы её навозом удобряете, — расстроенно качал он головой.
Ну, не знаю, навоз ещё никому не повредил. Но вот старичка стало жалко.
— Уважаемый, укажите, куда нам лошадь пристроить, чтобы она не оскорбляла ваш взор? — спросила я. А то чувствую, наша кобыла не только удобрит их аллею, но ещё и оросит.
— Вашу только на живодёрню! А повозку отгоните туда, — указал направо. — Езжайте на задний двор, там в столовую доставляют продукты, увидите дорогу. По ней через другие ворота выедете. А ведьм, деточка, проверяют в третьем кабинете на первом этаже этого корпуса.
— Нас ещё и проверяют? — удивилась я, радуясь, что успела прикусить язык и не послать его самого на живодёрню. Но за кобылу всё же было обидно.
— Конечно, милочка! А то любая бы бродяжка пришла, назвалась ведьмой и получай крышу над головой, еду и стипендию.
— Так за учёбу ещё и платят?! — округлила глаза от удивления.
— По указу Императора, три месяца до первых испытаний, а потом стипендия остаётся лишь тем, у кого хорошие оценки.
— А я слышала, что наоборот, за учёбу нужно вперёд платить, — стрельнула глазами в папеньку. Я же хорошо помню, как вчера говорили, что вся деревня скинулась на моё обучение.
— Ой, насмешили! Где же таким как вы деньги на лучшую Академию взять? Если бы не эксперимент нашего Императора насчёт обучения ведьм, любовались бы вы, милочками, стенами этой Академии лишь издали. Всё, не отнимайте больше моё время. Убирайте эту рухлядь отсюда!
— Иди доченька, учись. Видишь, не ко двору я здесь, — попытался распрощаться со мной отец.
Ага, вот прямо и побежала!
— Что вы, папенька, я вас провожу. Езжайте, я с вами пока, — сладким тоном ответила я.
— Да чего ж тебе возвращаться? Иди. Тебе ж сюда сейчас.
— Да как же я пойду, не попрощавшись?
— Да мы вчера весь вечер прощались. Иди, дитя.
— Нет. Как же я уйду, не получив и не сказав напутственных слов? — не уступала я.
Не знаю, то ли моя неприкрытая угроза в последних словах сработала, то ли гневный окрик магистра, чтобы мы убирались поскорее, но он всё же хлестнул лошадь, и мы поехали в объезд помпезного строения.
— Значит, на обучение всеми силами собирали? Что же я в узелке ни монеты не увидела? — похлеще разъярённой кошки зашипела я. Ведь вчера со слов поняла, что всеми Васильками на обучение мне скинулись. Думала, место мне в Академии оплатили, а выходит, что оно бесплатно.
А потом поняла, что не могли все про деньги врать. Староста бы точно не стал попусту говорить, на доверии его слову уважение людей держится.
Нахмурив брови, грозно поинтересовалась:
— Где деньги, папенька?
— Ох, ты ж, — сделал он защитный знак, вздрогнув: — Вся в мать!
Но у маменьки получить ответ на этот вопрос редко получалось. Папенька сразу вспоминал, кто в доме хозяин, а чьё дело только детей рожать да за хозяйством смотреть, и не соваться в мужские дела.
Вот и сейчас он приосанился, расправив плечи и выдал:
— Не дело дочери с отца ответа требовать!
— Прокляну! — процедила в ответ, и папенька невольно втянул голову в плечи.
— У тебя стипендия будет, и питание на время обучения, а мне думай, чем голодные рты кормить, когда из лесу медведицы в селение огородами пробираются, да урожаи топчут! — зашёл он с другой стороны.
На миг опустила глаза. Медведицы, даром, что звери лесные, но стеснительные как девицы. Томно вздыхать под окнами у дяди Косты из лесу пробирались огородами. И если с заваленными оградами вопрос решили просто — сделали калитки на пути следование к его дому, которые оставляли открытыми как смеркалось, то вот с посевами беда — вытаптывали их неграциозные поклонницы дяди Косты по неосторожности безжалостно.
А потом я встрепенулась, кое-что вспомнив.
— Так, да не так, папенька. Вспомните, как калитки в оградах сделали, так и тропки проложенные образовались, так что нечего мне про урожай говорить, сильно не пострадал! А вот вы меня бросаете без единой монеты. Когда стипендию выдадут неизвестно, мне бусы с гребнем жевать до этого времени прикажете?
Крякнув, папенька нехотя полез за пазуху и достал увесистый кошель. Порывшись в нём, отсчитал две серебрушки и три медяка.
Ну нет, я не маменька, на его «щедрость» рассчитывать не собиралась. Ловко выхватила у него кошель, отпрыгнув вглубь повозки.
— Сдурела, девка? — впечатлился он от моей прыти.
— Это вы с ума сошли, папенька, если думаете оставить меня в столице с одним комплектом белья, когда осень и зима на носу. Разве это не мне собрали всеми Васильками?
— Отдай!
Ага, сейчас вот прям! Покрепче прижав свою добычу, ухватила узелок и через заднюю стенку спрыгнула с повозки.
— Привезите мои травы и настойки, тогда отдам половину! Я не для того всё лето собирала и сушила, чтобы у вас оно пропало.
Я же понимала, что если с настойками ещё сестра меньшая Аринка поможет разобраться, то травы мои скотине скормят. Труда кропотливого было жалко.
— Стой, окаянная!
Нет уж, папенька, нам не по пути! Бодрой походкой зашагала обратно к главному входу, откуда мы только что уехали, понимая, что он туда не сунется.
— Езжайте себе, папенька, да чтобы путь ваш вышел легкий и быстрый. Чтоб лошадь не уставала, да и вы трезвым вернулись.
— Радислава! — взревели в ответ.
Но тщетно, я уже бодрой рысью пересекла остаток двора и ткнулась в тяжелую дверь.