В печи пылал огонь. Трещали поленья, клубилось у потолка черное облако. Ни трубы, ни даже дымволока в древней избушке не было, дым уходил только через дверь.
Отодвинув заслонку, Василиса кинула в горнило лягушачью шкурку. Та сразу зашипела, расползлась на лоскутья.
– Помогите, – устало попросила княгиня, приподнимая за плечи бабу-ягу. – В земле хоронить нельзя, встать может.
Три дня прошло с тех пор, как умерла Буря Перуновна. Три дня Иван, Яромир, Синеглазка и Василиса провели в тесной землянке. Три дня Василиса не ела ничего и не пила. Сидела только у изголовья наставницы и что-то бормотала-ворожила.
Для чего это нужно, ее не спрашивали. Видно было, что не просто так, не из пустой слезливости. Провожала Василиса Патрикеевна бабу-ягу в последний путь – и сама бабой-ягой становилась.
Но сегодня она наконец закончила. Погляделась в зеркало, потерла устало виски, не глядя съела что-то из даров самобранки, и занялась похоронами.
В огромную каменную печь высохшая старуха уместилась легко. Иван невольно вспомнил, как полгода назад жег ее младшую сестру… жаль, не дожег, выжила карга.
Но эта уже мертва. И сгорела быстро. Даже запаха почти не пошло – словно не человека сожгли, а пук соломенный.
Одежда почти вся отправилась в огонь с хозяйкой. Только ягу из собачьей шерсти Василиса не спалила – оставила, накинула на собственные плечи. Про себя подумала, что надо будет простирнуть при случае – неизвестно, сколько ее бабка носила.
– Что, девка, ты теперь новая баба-яга? – спросил Яромир. – Так получается?
– Получается так, – ровным голосом ответила княгиня. – Василиса Патрикеевна буду, самая младшая.
– А самая старшая кто ж тогда – Яга Ягишна? – нахмурился оборотень. – Вот уж счастье-то ведьме привалило…
– Это просто о возрасте речь сейчас. Силы у нее с того не прибавится.
– Ну хоть так.
За окнами тем временем холодало. Со смертью Бури Перуновны спали многие ее чары – рассеялось вечное лето, и заветному саду быстро суждено замерзнуть. Хоть и пришла уже весна, но пока больше по календарю. Ночами по-прежнему задувает так, что поджилки трясутся.
Но что гораздо хуже – нет больше и чар оберегающих. Они и раньше-то не защищали ото всех и каждого – Карачун, вон, явился спокойно, – но с ними было все же безопаснее. А теперь… уходить надо, пока не воротился Кобалог или Змей Горыныч.
Но прежде чем покинуть избу навсегда, Василиса Премудрая в последний раз по ней прошлась. Осмотрела бросаемое хозяйство, прибрала к рукам все, что могло пригодиться. Мелкие полезные вещицы, коих полно в закромах любой ведьмы. Травки всякие кудесные, отвары пользительные, светильник зачарованный, еще кое-что.
И клюку, разумеется.
Почему-то ее взяла досада, что придется оставить квашню. Василиса всю зиму исправно пекла себе и наставнице хлебы и пироги, и были они вкусны, как все, что готовишь своими руками. На дне по-прежнему пузырится закваска – старая, многолетняя. Возможно, целые века она жила своей жизнью в этой кадушке, обновляясь с каждой седмицей, с каждым добавлением муки и воды.
Иван, Яромир и Синеглазка тоже совали повсюду носы. Богатырка особенно заинтересовалась ведьминской ступой – даже залезла в нее, взмахнула пестом на пробу.
Взлететь ступа не взлетела, но страшно затряслась, загудела – и поляница тут же выпрыгнула.
– Не трогай лучше, – посоветовала Василиса. – Своенравная она.
– Сможешь ее завести? – спросил Яромир, подходя ближе.
– Дело нехитрое, – пожала плечами Василиса. – Только вчетвером мы туда не втиснемся.
Это все и так понимали. У Бури Перуновны, в отличие от меньших сестер, ступа была не железная, а каменная – страшно тяжелая на вид. Но размера такого же – чуть выше аршина, да и не слишком широкая. Для одного человека нормально, но уже вдвоем – еле впихнуться, прижаться, словно муж к жене в брачную ночь.
Ну а вчетвером и думать не о чем.
– Да и не подлететь нам к Костяному Дворцу по воздуху, – добавила Василиса. – Издали засекут, жлезнокоготных коршунов спустят. Они иногда и сюда залетают, но это редко. А вот возле самого дворца их тьма-тьмущая.
– Эх, жалко… – вздохнул Иван. – Сызмальства охота в поднебесье полетать…
– Поднебесья не будет, – отрезала Василиса. – Подземной дорожкой пройдем, укромной. Через Навье Царство. Надевайте рубашки.
Крапивные рубашки она приготовила загодя. Три штуки. Сама кудель трепала, сама пряжу сучила, сама рубашки шила. Все пальцы веретеном исколола.
– А зачем они? – спросил Иван, натягивая свою.
– Защитят, – коротко ответила Василиса. – В них там безопаснее.
– А, здорово!.. а почему только три?! – нахмурился Иван. – Ты вот вроде и Премудрой прозываешься, а до четырех-то считать не научилась, что ли?!
– Вань…
– Что Вань, что Вань?! Я и то три от четырех отличу даже спросонья! Хоть и дураком кличут! А ты?!
– Не знала я, что вас четверо будет! – повысила голос Василиса. – Думала, что я, да ты, да этот еще, с хвостом! А на богатыршу твою не рассчитывала!
– Я могу и не надевать! – принялась снимать рубаху Синеглазка. – Так пойду!
– Оставь, – лениво отозвался Яромир. – Мне и без крапивных оберегов ладно.
– Уверен, Серый Волк? – с сомнением глянула Василиса. – Ну смотри, тебе виднее.
– Виднее, виднее, – усмехнулся оборотень. – А вот адамовой головы хлебнуть не помешает. Вань, где у тебя бабусин отвар?
Иван снял с пояса три баклаги и призадумался. В одной была вода, в другой – квас, в третьей – отвар адамовой головы. Но где что – он не помнил.
Скатерть-самобранка поила-кормила исправно, так что баклаги эти он не трогал с самого Тиборска.
Квас, наверное, уже выдохся…
– Фу, квас выдохся! – скривился Иван, опорожнив сразу половину. – Яромир, будешь?
– Не, не буду, – отказался оборотень. – Он же выдохся. Ты мне отвара лучше дай.
Отхлебнув из баклаги, он протянул ее Синеглазке, а та передала Василисе. Свежеиспеченная баба-яга недоверчиво понюхала и спросила:
– Это что, адамова голова?.. Вы ее где взяли?
– На Буяне-острове. Ты пей, пей – знать должна, как она действует.
– Да знаю уж… – приложилась к горлышку Василиса. – Лишним не будет, конечно…
– А кваса хочешь? – с надеждой предложил Иван.
– Нет.
Иван вздохнул и допил квас сам. Василиса же тем временем принялась… ворожить, кажется. Руками водила причудливо – точно танцевала, но вроде как и не танцевала. Туда пошла – сюда пошла. Плечом повела – рукой взмахнула. Из рукава высыпались хлебные крошки и куриная косточка, но Василиса сделала вид, что так и положено.
А потом она выдохнула и замерла. Иван участливо спросил:
– Не получилось? Ну ты не печалься, ты еще разок попробуй.
– Почему не получилось-то? – обиделась княгиня. – Мы в Нави. Дверь открой.
Иван открыл дверь, посмотрел наружу. Снова закрыл, обернулся и сказал:
– Мне тут не нравится.
– Терпи уж, Вань, – хлопнул его по плечу Яромир, выходя за порог. Следом вышли Василиса и Синеглазка с Иваном.
Княжича приходилось немножко подталкивать.
За порогом и впрямь была Навь. Избушка бабы-яги и здесь выглядела так же, как в Яви, но все остальное переменилось разительно.
Небо – многоцветное, на все лады переливается. А солнце – черное, словно дырку провертели.
И земля тоже не такая совсем. Расти ничего не растет – голо все, серо.
И туман стелется. Белесый, как молоко разбавленное.
В тумане тонул и небозем. Словно вовсе нету. Вдали виднелись деревья… кажется, деревья. Среди них что-то двигалось, колебалось чуть заметно. Неясные образы то вроде четче являлись, а то совсем пропадали.
Первые несколько минут все просто осматривались. В Нави не по себе было даже Яромиру – что уж о Иване с Синеглазкой.
Одна только Василиса держалась гордо, расправив плечи и вскинув голову. Она осуществила обряд немыслимой сложности. Сама. Без помощи. Раньше она о таком и помыслить-то не смела.
Выходит, она и впрямь теперь баба-яга. Настоящая. Не по названию, а по призванию.
– Ладно, – наконец произнес Яромир. – Неча на месте топтаться. Ты, девка, тут раньше бывала?
– Не бывала, – ответила Василиса.
– Это плохо. Ведь и я не бывал.
– И я тоже не бывал, – добавил Иван.
– Что, правда?.. – вскинул брови Яромир. – Вот это ты меня удивил сейчас, Ваня.
– Не, я правда не бывал, – заверил княжич.
– А жаль. А то б ты нам сейчас рассказал, как отсюда к Костяному Дворцу пройти.
– Здесь-то это как раз дело нехитрое, – сказала Василиса. – В Навьем Царстве направлений нет – только дороги. Следуй Тропой Мертвых – и придешь аккурат, куда нужно.
– А где она, тропа эта? – спросила Синеглазка.
– Да прямо под ногами у нас. Смотрите внимательнее.
И впрямь. Вот только еще все было в тумане, но стоило Василисе упомянуть тропу – и та стала видна.
Да хорошо так видна, ясно. Даже замерцала, засветилась по краям. Словно манила по себе идти.
– Ух ты, диво какое! – поразился Иван, резво шагая вперед.
– Нас-то подожди! – окликнул Яромир. – Потеряешься!
Иван только отмахнулся. Уже не помня, что совсем недавно боялся ступить за порог, он в изумлении таращился по сторонам, радовался чудесам того света.
Чудес-то хватало. С каждым шагом по тропе Навь раскрывалась все шире, представала все удивительней. Струились над землей тени, туманные образы. Порхали во множестве белые бабочки-мотыльки.
– Гляди, Яромир, бабочка! – потянулся за одной Иван.
– Не трогай! – прикрикнул оборотень.
– Да ладно, я только одну поймаю…
– Руки оторву!
– Да что такое-то, чего тебе, бабочки жалко…
– Не бабочки это, дубина! – возвысил голос Яромир. – То души человеческие. Те, что уже вернуться готовы, сызнова родиться.
– Охти мне! – заморгал Иван, аж за спину руки пряча. – Ты чего заранее-то не упредил?!
– Тебя упредишь, пожалуй… – вздохнул Яромир. – Уж больно ты непредсказуемый, Вань…
Василиса, которую переполняло чувство собственной значимости, важно подтвердила слова Яромира. Эти духи, предстающие в облике мотыльков – действительно старопреставленные. Беспамятные, безответные, почти совсем уже себя утратившие.
Иван так и вертел головой, ища других призраков, не таких бестолковых. Но те держались поодаль, к путникам не подступали.
Видно, отвар адамовой головы действовал. А может, крапивные рубашки.
– Вы к ним близко не подходите и не заговаривайте, – предупредила Василиса, заметив, куда он смотрит.
– А почему? – спросил Иван.
– Не знаю. Принято так.
– Ну вот… – расстроился княжич. – А я батюшку с матушкой повидать надеялся… Да брата еще…
– Так их здесь нету, – ответил Яромир. – Они ж у тебя крещеными были. Их в вашем христианском раю искать надобно… наверное.
– Мы тут все равно ненадолго, – добавила Василиса. – Я тоже с мужем повидаться не прочь, да некогда нам.
Здесь княгиня слукавила, конечно. Кого-кого, а покойного Игоря ей встретить совсем не хотелось.
Мало хорошего он ей сказать может.
Вот брата бы, Кирюшку… это да. Кто-кто, а он совсем ни за так пострадал, сестрой в грязное дело втянут был. Перед ним бы извиниться, прощения попросить…
Но он тоже вряд ли в Нави. Кирилл-Грамотей богомолец известный был.
Тропа Мертвых причудливо извивалась меж деревьев. Те протягивали кривые лапы, чуть заметно мерцали во мгле. На ветвях кое-где сидели вороны – черные и белые. Путников они провожали мертвыми взглядами – сверлили ими, точно буравами.
– Птицы Чернобога… – поежилась Василиса. – Их тут целые стаи…
– А они живые, что ли? – покосилась на них Синеглазка.
– Нет, конечно. Это мир мертвых. Живым сюда ходу нет.
– Как это нет?! А мы-то сами?!
– А мы сейчас тоже не совсем живые. Не совсем во плоти.
– Это как?
– Ну мы сейчас вроде как навьи наоборот, – попыталась объяснить Василиса. – Те – духи, временно облекшиеся в плоть, а мы – живые, временно плоть скинувшие.
– Сложно как-то! – наморщил лоб Иван.
– Голову лучше зря не ломай, она у тебя и так пустая, – участливо посоветовала княгиня. – Идемте лучше. До Костяного Дворца далече. А мы и дороги-то не знаем – тропа тропой, но все-таки…
– Вот что бы старой бабе-яге нас-то не обождать… – сердито пробубнил Иван, пиная камешек. – Знала ж, что мы тоже пойдем. Могла бы и посидеть возле избушки-то три денька… что, трудно ей было?
– Ты, Вань, не понимаешь, – покачал головой Яромир. – Явь и Навь – они не совсем симметричны…
– Сими-что?.. – перебил Иван.
– Не накладываются друг на друга. Это избушка бабкина и там, и здесь есть. А все остальное – оно очень разное. И это мы вот эдак перешли, ведовским способом. А она-то обычно ушла, как все. Так что и оказалась она здесь… ну вот совсем в другом месте.
– Ишь ты. А где?
– Того не знаю. У Пучай-реки, может. Или еще где. Я тут, такое дело, тоже раньше не бывал.
– Ничего, побываешь еще! – утешил его Иван.
– Мы и так уже тут, – проворчала Синеглазка.
На Ивана она поглядывала с легким недовольством. Не нравилось полянице, что будущий муж все время дураком себя выставляет. Перед Яромиром-то ладно – тот уж давно с ним, да и вообще наполовину волк. А перед другими-то?
С другой стороны – оно и неплохо, может. Зато уже ясно, кто в их семье голова будет. Синеглазку и мать, и бабка учили, что мужчине умным быть не следует, за него жена думать должна. Мужчина должен силен быть и статен, нравом добр и ликом пригож.
Этим всем Иван в полной мере одарен, так что нехватку ума можно и простить.
– Слушай, Патрикеевна, а чем ты теперь заниматься-то станешь? – спросил у Василисы Яромир.
– То ли не ясно? – покосилась на него княгиня. – Баба-яга я теперь.
– Только неправильная пока что, – простодушно добавил Иван. – Бабе-яге старой быть положено, страшной и колченогой. Ты скоро тоже такой станешь, да?
– Не очень скоро, – недобро прищурилась Василиса. – Но стану, конечно. Потом. Когда-нибудь.
– Вань, не перебивай, – попросил Яромир. – Я речь не о том держу. Ты заниматься-то чем будешь, ягая баба?
– Чем все яги занимаются, – сухо ответила Василиса.
– А чем они занимаются? – терпеливо спросил Яромир.
– Яромир, да ты сам не знаешь, что ли? – удивился Иван. – За ягодами ходят, грибы сушат, детей в печи жарят… хотя это вродь только середульняя… только середульняя же?
– Да, Ваня. Только Яга Ягишна. Она та еще ведьма. Но ты не лезь, а? Я Патрикеевну допытать пытаюсь, чем баба-яга по сути занимается. Грибы, ягоды – это все дела бытовые. А из важного-то ты что делать будешь?
– А из важного я кустодийничать буду, – ответила Василиса. – Стеречь переход между Явью и Навью. Хранить границу, как Буря Перуновна до меня хранила, как Яга Ягишна и Овдотья Кузьминишна хранят. Ты, Серый Волк, вроде как и так это знаешь.
– Знаю, конечно, – кивнул Яромир. – Чать не в лесу родился. Только в чем это заключается?
– Яромир, погоди, – снова перебил Иван. – А ты разве не в лесу родился?
– Вань, я не волк на самом-то деле! – аж дернулся Яромир. – Ты думаешь, меня волчица родила?! Прекрати перебивать!
– Ты чего злой-то такой сегодня? – обиделся Иван. – Не в духе, что ли?
Василиса пристально посмотрела на Яромира и невольно позавидовала. Ничего себе у него выдержка. Полгода с Ванькой-Дураком странствует и не прибил его до сих пор.
– Ни в чем особенном это не заключается! – поспешила она ответить, пока Иван снова не влез. – Я сама по себе теперь – как живая дверь. Просто живу себе, колдую помаленьку – и вот она и на запоре, ничего неположенного сквозь проход не пропускает.
– А чего там такое неположенное может пройти? – заинтересовался Иван.
– Да что… всякое… духи нечистые в основном… вот как этот вот.
Через Тропу Мертвых прошмыгнул карла-уродец. Завидев путников, он нагнулся, хихикнул, издал непотребный звук и сверкнул единственным глазом. Торчал тот не там, где у людей, а аккурат между ягодиц.
– Видите? – указала Василиса.
– Яромир, а Яромир, а это кто такой вообще? – прошептал Иван, глядя вслед удирающему карле.
– Тебе-то какая печаль? – пожал плечами оборотень. – Идет себе куда-то, ну и пусть идет. И нам бы тоже лучше идти.
– Может, лучше поедем? – предложил Иван. – Ты тут перекинуться сможешь?
– Не стоит мне здесь лишний раз перекидываться, – сказал Яромир. – В Нави у этого последствия могут быть… нехорошие.
Тут Яромир слукавил. Он понятия не имел, что там будут за последствия, и будут ли они вообще. Просто ему не сильно хотелось везти аж троих. Одного Ивана – это ничего, хоть он и здоровый, как лось. А троих… ну его к бесу, он все-таки не мальчик уже. Спину потом ломить будет.
Так что пришлось Ивану топать пешком. И был он тем не очень доволен. Отвык княжич на своих двоих подолгу шагать, крепко отвык.
Да и не привыкал он к такому никогда. Чать не смерд. Он княжеского роду, сызмальства в седле.
Синеглазка тоже без коня скучала. Но не роптала, рожу не кривила. Терпеливо вышагивала, внимательно глядя по сторонам. Было вокруг хоть и спокойно вроде, да и отвар адамовой головы действовал исправно, но ухо она держала востро.
Не шутка все-таки – Навье Царство.
Тут даже деревья пугают, морок наводят. Издали – словно тоже призраки, туманно-белые. А поближе подойдешь – и ничего, обычные деревья. Но только те, на которые прямо сейчас смотришь – а краем глаза-то заметно, что остальные по-прежнему расплываются.
Жутко.
Да и вообще видно плохо. Темень вокруг кромешная, пусть и солнце прямо над головой.
Хотя какое оно солнце-то, коли черное? Может, оно наоборот совсем.
– Тут всегда так темно? – наконец спросила поляница.
– А духам свет без надобности, – откликнулась Василиса. – Им и в потемках ладно. Даже лучше, чем на свету. А гости с Яви тут редки.
Синеглазка только поежилась.
Огромно и удивительно оказалось Навье Царство. Бескрайние просторы его ни в какую сторону не кончались, и только Тропа Мертвых тянулась путеводной нитью. Шли путники лесами дремучими. Шли болотами вонючими. Чудищ видали и духов волшебных, но не смотрели в их сторону, от главной цели не отвлекались.
Долго так пришлось шагать. Часы. Возможно, целые дни. Никто не мог сказать, сколько уже минуло времени. Есть хотелось, но выносимо. Спать хотелось, но выносимо. Иван бы охотно прилег и вздремнул, но остальные нещадно его подгоняли.
Прошли мимо каменного идола. Изображал он старца с посохом и повязкой на глазах, а у левой его ноги сидел ворон. Иван спросил, кто это – ответа не последовало. Ни Яромир, ни Василиса идол не признали. Разве что Синеглазка предположила, что сие Чернобог, но так, просто чтобы не смолчать.
Но идол оказался не просто так, а вместо путеводного знака. Извиваясь и петляя, Тропа Мертвых привела в конце концов к некоему жилью. Посреди туманного леса одиноко стояла изба – да и не изба, а избенка. Полуразвалившаяся, с покосившейся крышей, но окна в ночи светились.
И то не была избушка охотника-бобыля или еще какого отшельника. Над дверью висела вывеска – рыжая птица в пламени. А у порога, в мутной луже, валялся… дух, наверное. Только выглядел он таким земным и настоящим, как умеют только бывалые питухи.
– Призрачная Корчма, – негромко сказала Василиса. – Мне про нее наставница рассказывала.
– Внутрь идем или мимо пройдем? – спросил Яромир.
– Внутрь! – заявил Иван. – Ты глянь, какая у них курица жирная на вывеске! Вкусная, наверное!
– Это феникс, сукамля!.. – процедил питух из лужи. – Феникс!..
– Чего сразу сукамля-то?! – возмутился Иван. – Феникс и феникс, я разве против?! Я и феникса сожру! Он вкусный, Яромир?
– Не знаю, не пробовал, – ответил оборотень, поднимаясь по крыльцу.
Внутри оказалось… просторно. И одновременно тесно. В крошечной избушке каким-то образом уместилась целая ярмарка. Сотни, если не тысячи людей сидели за сотнями, если не тысячами столов – ели, пили и гомонили.
При появлении живых они резко замолкли, уставились почти хором, а потом снова зашептались. Зябко как-то стало от стольких взглядов, неуютно. А ну разом кинутся?
Не кинулись. Посверлили глазищами мертвыми, потаращились, да и снова есть-пить принялись. Видно, не такая уж тут диковина – гости с Яви. Невидаль, конечно, не каждодневное, да уж не настолько, чтоб от собственных дел отрываться.
А еще на всю корчму оказался один-единственный подавальщик. Наверное, сам корчмарь. Закутанный в саван, прикрывший лицо птичьей личиной, он каким-то образом поспевал всюду.
Аж глаз дергался – так быстро корчмарь перемещался от стола к столу.
– Вот это мастак, – уважительно мотнул головой Иван. – Почти как наш виночерпий. Эй, хозяин, гости к тебе!..
Корчмарь объявился незамедлительно. Возник у самого плеча княжича, проникновенно заглянул в лицо и вкрадчиво спросил:
– Чего изволите?
Иван аж отшатнулся и малость побледнел. А Яромир хмыкнул и сказал:
– Нам бы дорогу узнать. Можно тут присесть где-нибудь?
– Туда садитесь, у окошка, – указал корчмарь. – Как раз место освободилось.
Синеглазка протерла глаза. Она могла бы поклясться, что секунду назад свободных мест там не было. Вообще никаких мест не было – яблоку негде упасть.
Но теперь есть. Приземистый дубовый стол и четыре стула. Как раз для них.
И едва они уселись, как корчмарь выставил перед каждым по миске. Ивану – целую жареную курицу, Синеглазке – селедку и маринованные опята, Василисе – печатный пряник, а Яромиру – жаркое из ягненка.
Не обделил и питьем. Два больших кувшина поставил – один с медовухой, другой с молоком.
– А чем это от вас несет таким? – спросил он, принюхиваясь к путникам. – Не адамовой ли головой?
– Ага, мы отвар пили! – радостно ответил Иван.
– А, то-то от вас воняет, как от дохлых псов. Я вас лучше в углу посажу.
В глазах у всех на миг потемнело – и вот, они и впрямь сидят уже не у окна, а в самом углу. Там, где всего темнее.
Иван почему-то ощутил обиду. Словно мокрой тряпкой по лицу хлестнули.
Поставив на стол благовонную свечку, корчмарь проворчал:
– Еще и рубашки крапивные натянули зачем-то… Наслушаются всякой чуши…
Василиса сделала вид, что ничего не слышит.
Иван тоже пропустил все мимо ушей. Его вниманием полностью овладела курица. Облизнувшись, он схватил ее за ножки… и получил по рукам от Яромира.
– Живым в Нави нельзя ни пить, ни есть, – тихо напомнил оборотень. – Иначе навсегда тут останешься.
– Да как это так?! – заныл Иван. – Яромир, ну ты чего?! Ну что я тебе сделал-то?!
– Это не мои правила. Не я их выдумал. Хочешь – жри что хочешь, только потом не пеняй, что не упреждали.
– Да ну тебя! – не мог оторвать взгляда от курицы Иван. – А в отхожее место-то можно хоть?! Я квасу дюже выпил!
– Нельзя, – отрезала Василиса. – Терпи.
– Правда нельзя, или ты просто Ваньку дразнишь? – спросил Яромир.
– Да не знаю я! – огрызнулась юная баба-яга. – Не учили меня этому наставницы! Кто вообще баклагу кваса перед походом в Навь херачит?!
– Так я же, – раздраженно ответил Иван. – Ты дура, что ли? Я ж при тебе пил.
Глядя на недоступные яства, княжич нахохлился и осунулся. Он перестал понимать, почему они вообще зашли в эту корчму, зачем не прошли мимо. От нечего делать Иван достал яйцо с Кащеевой смертью, принялся крутить его и вертеть.
– Может, где-нибудь тут его запрятать? – предложил он. – В Нави-то оно будет действовать на Кащея, али как?
– Будет, разумеется, – поморщилась Василиса. – Дай-ка мне его, кстати, погляжу.
– Ты ж глядела уже, – протянул яйцо Иван. – Не нагляделась в первый раз?
Василиса невнятно что-то проворчала, пристально изучая яйцо. Она надеялась, что теперь, став бабой-ягой, сумеет узреть что-то новое. Незримое доселе.
Хотя бы пронизать взором каменную оболочку. Узнать, что там под ней скрывается. Василиса знала, что игла, но иглу эту ей нестерпимо хотелось увидеть.
Не вышло. Кащей Бессмертный зачаровал свою смерть неодолимо. Никакая сила не могла проникнуть через эту скорлупу, никакие чары.
– Держи, – протянула Василиса яйцо обратно. – Храни надежно. Дырок-то у тебя в карманах нету, надеюсь?
– Я не настолько дурак! – возмутился княжич.
Но на всякий случай проверил. Мало ли. Дело-то нешуточное.
Яромир тем временем куда-то отлучился. Иван сердито подумал, что в отхожее место. Его-то обманул, ехидный волчара, а сам пошел.
Но нет. Яромир отправился расспрашивать корчемных гостей, узнавать дорогу к Костяному Дворцу. Говорили с ним не очень охотно – чуяли живого, сторонились.
Да и адамова голова заставляла духов воротить нос.
Вернулся оборотень несолоно хлебавши. Втайне он надеялся встретить тут отца, Волха Всеславича, но так ему Доля не улыбнулась.
Зато с другой стороны вдруг пришла нежданно. К столу подступил дух из старых – огромный, дымноволосый, с почерневшим лицом и пылающими очами. Уставившись на меч Ивана, он пророкотал:
– Не Самосек ли вижу пред собою?
– А тебе какая забота? – схватился за меч княжич.
– Не трону, не печалься, – ответил дух нараспев. – Не мог не подойти. Клинок сей помню хорошо. Пожалуй, даже слишком. Убили им меня. Жестоко, беспощадно.
– Это не я! – торопливо сказал Иван. – Я тебя не знаю!
– Не знаешь, правда это. Можно ли присесть?
Не дожидаясь ответа, дух плюхнулся за стол. Пятый стул вырос, как из воздуха.
– Исполать, – запоздало произнес Яромир. – Как звать-величать, гость дорогой? Представься уж, сделай милость.
– Забыл. Забыл я имя, – опустошенно сказал дух. – Давно я тут. Лишь прозвище свое я помню. Прозвали Огненным Щитом. И Пламенным Копьем когда-то называли.
– Ого, – невольно приподнял брови Яромир. – Неужто тот самый?
– Наверное, тот самый, – с легким сомнением кивнул Огненный Щит. – Ты слышал обо мне? Хорошее или дурное?
– Дурного больше, – честно признался оборотень. – Это же ты убил царя Прохора и его сына, богатыря Росланея?
– То я был, кажется. Или не я, быть может. Не помню, много я кого убил. А этот меч убил меня. Сюда я потому и подоспел – орудье услыхал убийства. Владел им богатырь… да как же его звали…
– Еруслан Лазаревич, – напомнил Яромир. – Вань, помнишь, я тебе рассказывал?
– Не, не помню, – пожал плечами Иван. – Все разве упомнишь?
– Ладно, неважно. Еруслан тоже уже давно в могиле.
– Всему конец приходит, – согласился Огненный Щит. – Он мертв, я тоже мертв, и вы мертвы однажды станете. Мечи людей переживают. Жив Самосек, и снова служит людям. И мой клинок жив тоже, Аспид-Змей.
– Ого, так это Кащей твоим мечом дерется?! – изумился Иван. – Ух ты!
– Моим, хоть мне сие не в радость. Просил я мне во гроб клинок сей положить. Но не случилось так. Не выполнили просьбы. Похищен Аспид-Змей и снова служит злу.
– Ты, верно, хорошо его знаешь, клинок-то этот, – задумчиво сказал Яромир. – У него нет ли каких-нибудь слабостей?
– Зачем сие вам знать?
– Кащея победить! – рубанул Иван. – Очень надо!
– Есть слабости у кладенцов, – ответил Огненный Щит. – У каждого свои. Одиннадцать их было… иль больше даже. Но было то давно. Одиннадцать мечей преславных, что службу верную несли. Утеряны, утрачены, забыты. Из них четыре вовсе плохи стали. Испорчены и прокляты. Аспид-Змей мой среди них.
– А это как же так вышло? – заинтересовалась Синеглазка. – Колдовство злое?
– Не колдовство. Деяния людские. Негоже кладенцу дурной руке служить. Коль зло творят им – злом же обернется. Был Аспид-Змей преславным кладенцом, но почернел в руках царя Ашоки. Пятьсот голов боярских он срубил – и свет погас в клинке когда-то чистом. Уж проклятым он дальше перешел. Ко мне таким попал. А от меня – к Кащею.
– Занятный сказ, – кивнул Яромир. – Но что насчет слабостей-то? Есть ли?
– Добро сильнее зла, – сказал Огненный Щит. – И черный кладенец преславному уступит. Клинки скрестили я и Еруслан – и разрубить не смог мой Аспид-Змей его меча. Щербину получил. А я погиб бесславно.
– Щербину?.. – живо заинтересовался Яромир. – И где она у него?
– Чуть ниже середины. Двумя ногтями ближе к рукояти.
– Иван, вот это тебе придется запомнить накрепко, – взял княжича за рукав оборотень. – Забудешь – прибью.
– Да не забуду, не забуду…
– Повтори!
– Э… да я… Яромир, ну ты чего?!
– Повтори, сказано!
– Двумя ногтями ниже рукояти! – засопел Иван.
– Не ниже, а ближе! – легонько хлопнул его по затылку Яромир.
– Да я так и имел в виду, я оговорился просто! Ты чего, Яромир?!
– Ничего. Не вздумай забыть.
К Костяному Дворцу у Огненного Щита тоже дорогу узнали. Оказалось, что идти нужно все по той же Тропе Мертвых, и так до тех пор, пока не дойдешь до Пучай-реки. Тропа Мертвых к ней ведет… как и любая дорога в Нави.
Ну а за Пучай-рекой уже рукой подать.