По небу летели навьи. Безмолвно, как ветер. В облике черных птиц они сигали вниз, оборачивались людьми… хотя какими людьми? Чем-то похожим на людей. Отдаленно.
Пока солнце скрывают тучи, навьи могут ходить и днем. А тучи сегодня будут до заката – да и завтра тоже, и послезавтра.
Уж этим Кащей озаботился. Облака двигались, точно живые – со всех сторон наползали на солнце, прятали его за черным паром. Вздев длань с березовой палочкой, бессмертный царь направлял их. Погонял, как пастух овец погоняет.
Не всегда Кащей был черным колдуном. До того, как стать Бессмертным и засесть в Костяном Дворце, он немало постранствовал и немало всего перепробовал. Вела когда-то и его дорога приключений. Был он бесстрашным воителем, был и славным воеводой. Целые рати водил, бывало, целые царства себе завоевывал.
И теперь он вновь вел рать. Несметную рать нелюдей и мертвецов. Вдали уже показались стены Тиборска, слышны стали звуки битвы. Звон тысяч клинков и свист стрел, гремящие шаги дивиев и грохот катающегося Кобалога.
Выходит, Тугарин все-таки не сдержался. Бросился в сечу, не дожидаясь остальных. Хотя наказано ему было не спешить, не тратить напрасно силы. Не безмерное войско у Кащея.
Хотя в сравнении с горсткой русичей – безмерное. Весь небозем заслонило. Больше воев Кащей привел, чем жителей во всем этом Тиборске – а ведь это еще и не все, основная часть до сих пор только подтягивается.
Глядя на эту прорву, князь Глеб почувствовал, как внутри все леденеет. В сегодняшней битве он потерял уже четверть дружины. Другие три четверти покамест целы, но сколько они продержатся, когда сюда подойдет сам царь Кащей?
– Что делать будем, княже?! – тревожно воскликнул воевода. – Отступаем за стены, к детинцу?!
– Отступаем, – кивнул Глеб. – Но не к детинцу. Там верная смерть. На полудень отступаем. К Владимиру.
– Как к Владимиру?.. – заморгал Самсон. – Это… что… ты что… Глеб Берендеич, ты что говоришь такое?! Тиборск бросить?!
– Если погибнет Тиборск, но сохранится войско – княжество еще можно будет отстоять, – тихо сказал князь. – Но если не останется войска – следом погибнет и Тиборск, и все княжество.
– Но люди-то как же, посадские?! – разинул рот Самсон. – Дети, жены, старики?! Глебушка, голубчик, не погуби!
– Пошли гонцов, воевода, – велел Глеб. – Пусть бегут, что есть мочи, пока Кащей далеко еще. Какое-то время поморочим его, поводим за собой.
– Да куда им бечь-то?!
– На закат. К Сухоне-реке и дальше, к Новгороду. Туда проклятый не скоро еще доберется.
Воевода сморщился весь, скривился. Сорвал шлем с седой главы и шваркнул оземь. Да княжьей воле перечить не стал – споро подозвал отроков, разослал с поручениями. Предстояло бой оставить, Тиборск оставить – с позором бежать куда ноги унесут.
Благо нелюди вроде как поутихли. С появлением царя Кащея змеиный каган своих отозвал, назад отвел. Дивии тоже приостановились, развернулись, попятились. Дали передышку.
Оно и понятно. К чему теперь им сражаться, свои жизни терять? Вон какая страшная силища подошла. Да еще и с навьями, с умертвиями. Они как накатят все разом – так просто раздавят.
Дружина стала собираться вокруг князя с воеводой. Молодые бояре кричали, горячились – многие и не подчиниться пытались. Шутка ли – дома бросить, семьи бросить!
Повысив голос, Глеб вещал, что не бросить, а спасти! Они-то в одну сторону пойдут, а мирный люд – в другую. Кащей – не дурак, на баб с детьми не кинется, пока близко вои с оружием стоят.
И пока он за ними гоняться будет – остальные далеко уйдут.
Убедило это далеко не всех. Дома-то все равно сгинут. Разграбят их, пожгут. Все нажитое пропадет.
– Оно так и так пропадет! – рявкнул князь. – Теремов нету уже, считай! Забудьте о них! Любой другой путь – погибель не только изб, но и животов наших!
На висках Глеба вздулись жилы. Время поджимало. От Кащея пока ничего не слышно, войско его несметное замерло в паре верст к восходу. Но передышка недолго продлится. Вот сейчас они там разберутся в положении, выяснят, что к чему, – да сразу и грянут.
– Отступаем! – рычал Самсон на гридней. – Отступаем, околотни, князь велел!
На него кричали в ответ. Разгоряченные битвой, да еще и нахлеставшиеся трын-травы, хоробры рвались обратно, рвались в бой. Один даже замахнулся на воеводу – и был сбит с ног тяжелой оплеухой.
– Нишкните, неразумные! – гневно воскликнул подоспевший архиерей. – Что удумали – власти не подчиняться, князю не подчиняться?! Да в такую минуту?! Родина в опасности, мир христианский в опасности, а вы что затеяли?! Каждого самолично от церкви отлучу!
Это дружину слегка охладило. Смутившись, как нашкодившие дети, они исподлобья глядели на старца в черной рясе. Отец Онуфрий тоже был на поле брани, воодушевлял тиборское воинство и от всего сердца раздавал ворогу анафему.
Да и не только анафему. Немало он отвесил мзды и своим тяжелым крестом. Двух татаровьев навек упокоил с пробитыми головами. Старый шрам на виске побагровел, запунцовел.
– Но как же, батюшка… – вякнул кто-то из боярских детей. – У меня женка там осталась!..
– А у князя – нет?! – рявкнул архиерей. – Только о себе и думаете, себялюбцы! Смиритесь! Покайтесь!
– Утихни, долгополый, – мрачно сказал подошедший волхв. – Потом и смирятся, и покаются. А сейчас уходить надо – да быстро.
На руку ему сел филин. Всегнев Радонежич переглянулся с ним, обменялся словно безмолвными речами и рек:
– Кто здесь останется – сгинет. Кащеево войско к нам не идет, потому что нет уже нужды. Змей Горыныч сюда летит. В пепел обратит всех.
– Это тебе сова твоя сказала? – прищурился архиерей.
– Это филин, лоб ты толоконный, – презрительно ответил волхв. – Он птица. Птицы не разговаривают.
– Как узнал тогда?
– А вот, видишь, он мне на руку нагадил. Видишь, пятно какое? В форме змеи. Верная примета.
– Ты… ты что мелешь, язычник? – процедил архиерей. – Ты издеваешься, что ли?
– Конечно, издеваюсь! – разозлился волхв. – Ты на небо посмотри! К воздуху прислушайся! Вы, городские, ничего вокруг не видите, ничего вокруг не слышите! Когда Змей Горыныч летит – это как гроза приближается! За десять поприщ слышно… коли слышать умеешь.
Филин угукнул и уставился на отца Онуфрия. В его желтых глазищах архиерею почудилось осуждение.
– Ну все, довольно! – хлопнул в ладоши князь. – Устроили тут свару! Воевода, гонцы к Бречиславу отправлены?
– Ясное дело, княже, – пробасил Самсон. – Уж верно позаботится, устроит все должным образом.
– Надеюсь, – кивнул Глеб. – Так что и мы отходим.
На боярина Бречислава он полагался. Надежней него человека не знал. Батюшка, когда помирал, особливо сыну наказывал – Бречиславу верить всегда, слушаться во всем. Он уж точно не предаст, из казны не украдет и глупостей не наделает.
Но вывести целый город – задача нешуточная.
Глеб казнил себя за то, что не сделал этого раньше. И ведь хотел же. Пытался. Еще седмицу назад распорядился – уходить всем поелику возможно спешно. На закат. Кащей придет – никого не пощадит.
Но разве его послушались? Русский народ – он же известно какой. Пока дождь не хлынет – скирду не прикроет. Кто-то действительно уходил, но большая часть так и сидела на своем хозяйстве.
Надеялись, что пронесет. Что отсидятся за стенами. Что справится с бедой князь-батюшка.
Надо было, конечно, не словами увещевать, а пинками выгонять. Но не прибег Глеб к такому – других забот хватало.
Теперь-то уж, конечно, бегом побегут. Да поспеют ли, прежде чем Кащей в город войдет?
А Глебу сейчас войско хотя бы собрать, дружину. Бои-то еще идут. Кащей своих тварей хоть и к ноге подозвал, да они тоже не могут все сразу отойти. Там людоящеры с кем-то секутся, там татаровья скачут, там дивии во рвах застряли.
Да и кроме дружинных на поле брани немало вышло просто житных людей, смердов с оружием. Как их тут оставишь? Тоже вои, хоть и не особо гожие.
Раненых опять же прибрать надо. Мертвых уж не похоронишь, но хотя бы о живых позаботиться.
С этим торопились как могли. Помогали идти тем, кто еще мог, сажали на коней. Кто не мог – волоком тащили. Избушка бабы-яги подбежала – загрузили в нее две дюжины самых тяжких. Овдотья Кузьминишна сразу принялась над ними хлопотать.
– Давай, бабусь, езжай вперед! – наказал ей Глеб. – Дружина, на-конь!.. Шагом!..
Гридни двинулись прочь. Подальше от Тиборска и от Кащеевой рати. Шли и впрямь шагом, оглядываясь – чтоб не бросился поганый на город, чтоб за ними погнался. Еще и чеснок за собой щедро сыпали – колючки железные из трех штырей. Коли погонятся – так немало коней ноги распорет. Да и пеших, даст бог, сколько-то охромеет – все польза.
Но Кащеево войско с места не трогалось. Именно здесь бессмертный царь приказал разбить лагерь. Не во взятом городе, как ожидали многие, а в трех поприщах от его стен, на приметном холме. Объявив его местом сбора, Кащей созвал своих воевод – выслушать, кто в чем отличился.
Хан Калин, Соловей-Разбойник, Невея Мертвящая, Великий Тодор, Сам-с-Ноготь и Яга Ягишна отчитались один за другим – и каждый удостоился равнодушного кивка. Возложенные на них задачи они исполнили в точности.
А вот Тугарин Змиуланович обласкан не был. Вперив в него ледяной взгляд, Кащей Бессмертный произнес:
– Для чего ты вышиб ворота? Разве я не велел тебе просто окружить город?
– Мы выманили теплокровных наружу и раздавили их в чистом поле, – рыкнул людоящер. – Если бы ты не отозвал нас – я бы уже насадил на пику голову их кагана.
– И сколько своих витязей ты потерял?
Тугарин молча показал руку. Та была испещрена крошечными бороздками. От локтя к запястью струились кровавые ниточки.
– Исканкер, – глухо ответил Тугарин. – Армагет. Ордек. Тарбазог. Истурик. Энгерет. Ырмед. Не стану перечислять всех, дабы не утомить тебя. Они сражались честно. Не показывали спин.
– Это были напрасные потери, – равнодушно ответил Кащей. – Ты поспешил. Не было никакой нужды устраивать это сражение. Я хотел устроить показательную казнь – быструю и страшную.
– Прости, мой царь, – невольно хлестнул языком по губам Тугарин. – Я не разгадал твоего замысла. Полагал, что мои ящеры и будут этой казнью.
– Впредь не ошибайся так. Я придал тебе в помощь Джуду, Очокочи и Кобалога – где они? Несдобровать тебе, коли кто из них погиб.
– Все живы, мой царь, все живы, – раздраженно ответил Тугарин. – Бородатый полулюдь летает за облаками, доглядывает за русами. Кобалог… Кобалог… а где Кобалог?! Куда делся этот ком засохшего дерьма?! Аркабагэ!!! Д’э д’ха, т’ари Аркабагэ!!!
К нему подлетела юная людоящерица в шлеме-шишаке. Испуганно телепая раздвоенным языком, она торопливо забормотала. Тугарин выслушал ее и мрачно сказал:
– Кобалог провалился в большую яму с кольями, мой царь. У самых городских ворот. С ним все хорошо, но выбраться сам он не может. Сейчас его вытаскивают дивии и мои ящеры.
– Пусть поспешат. А где Очокочи?
– Эм-м… вон он… – неохотно указал Тугарин.
Очокочи и сам уже бежал к Кащею. Визжа и булькая, он пал перед царем нежити на колени и отчаянно завращал глазищами.
Выглядел рикирал дак ужасно. Меч из живота он все же вырвал, но без нижней челюсти вид стал иметь кошмарный и жалкий. Любой другой на его месте давно бы помер, но эта вернувшаяся из могилы тварь каким-то образом все еще жила, дышала.
Кащей Бессмертный смотрел на него несколько секунд. Прикидывал что-то про себя. Потом коротко бросил:
– Покричи.
Очокочи попытался. Изо всех сил стараясь угодить, он выдал изуродованным горлом все, что мог… но был то лишь хриплый свист. И брызги вязкой крови.
Смахнув с щеки одну из капель, Кащей безжалостно произнес:
– Итак, ты снова оплошал. Я потратил немало сил, чтобы вернуть тебя из мертвых, а ты в первом же сражении потерял голос и сбежал. Я не думаю, что ты еще будешь мне полезен.
Костлявая рука метнулась быстрее молнии. Бессмертный царь схватил Очокочи за шею, вскинул кверху, как котенка. Трухлявый старик легонько встряхнул эту тушу, потряс… и оторвал остатки головы.
– Скормите Горынычу, – распорядился он. – Мне это существо боле не потребно.
– ТЫ ОЧУМЕЛ, СТАРЫЙ? – раздался страшный рев из трех глоток разом. – Я ТЕБЕ ЯМА ВЫГРЕБНАЯ, ЧТО ЛИ? САМ ЭТУ ГНИЛЬ ЖРИ.
Кащей поднял голову, встречаясь взглядом с тремя парами глаз. Было вокруг так шумно, так лязгало и гремело многотысячное войско, что даже Змей Горыныч ухитрился притопать незаметно. И выглядел громадный дракон не то что сытым – обожравшимся. Пузо раздулось, как у боярина на пиру.
Многими днями летало чудище по Тиборскому княжеству. Пламя с небес обрушивало, целые села сжигало.
И кормилось. Птицей, скотом, да и людьми тоже. Змей Горыныч не выбирал, всеми пастями хапал.
– Переборчивый ты слишком стал, – сухо произнес Кащей. – Избаловал я тебя.
– Я и раньше тухлятину никогда не ел, – проворчала левая голова.
– Я тоже, – добавила средняя.
Правая почему-то смолчала. А остальные две с подозрением к ней развернулись. Уставились немигающим взглядом.
Тугарин же Змиуланович смотрел на Кащея исподлобья. Думал о том, что и впрямь не очень себя проявил сегодня. Русичей-то он разбил, конечно, Тиборск взял… ну, может прямо сейчас взять, в любой момент.
Но потерь действительно вышло больше, чем могло бы. Людоящеров и татаровьев сколько-то пало, дивиев какое-то число повредилось слишком сильно. Иные совсем сломались.
Кобалог опять же провалился – его теперь не меньше часа выволакивать. Очокочи сдох. Разве что Джуда нимало не пострадал – но в этом заслуги Тугарина нет.
Конечно, двое остальных тоже не по его вине в беду попали. Кобалог сам рухнул, шар скудоумный. И Очокочи сам свой поединок проиграл. Тугарин им не нянька, сопли подтирать обязан не был. Вины перед Кащеем за ним нет.
А что в битву раньше времени вступил – так на то он и воин. Царю Кащею он подчиняется, но не прислуживает, решения принимать и сам может. Полновластный каган все-таки.
А всякие хитрости да подлости Тугарину никогда по сердцу не были. С честью ящера такое несовместно. Поединок должен быть на равных – грудь в грудь, глаза в глаза, клинок на клинок. Тогда боги и укажут, кто достойнее. Кому дальше по земле ходить, а кому в нее навеки лечь.
– Готовьте войско к отдыху, – велел Кащей. – Здесь стоять будем.
– Прикажешь занять город, батюшка? – спросил Тугарин.
– Нет. От их города мне ничего не нужно.
– А что с бегущими русами прикажешь? Преследовать?
– Нет, – отрезал Кащей. – Они же только этого и хотят. Специально заманивают, чтобы мы бросились за ними и оставили в покое город. Не бывать по сему. Кащей не оставит вживе ни человека, ни скотины.
– Да они же тогда сбегут, – угрюмо сказал Тугарин. – Разве так годится?
– Далеко не сбегут. Сегодня к вечеру Глеб Берендеич станет князем без княжества. И на помощь к нему никто не придет. Всеволод Большое Гнездо сейчас осаждает Пронск под Рязанью. А прочие князья далеко и им нет дела до бед Тиборска. Вся Русь нынче – змеиный клубок, который только и норовит сам себя перекусать. И нам это на руку. Хек. Хек. Хек.
– Но они же сбегут, – повторил недовольно Тугарин.
Кащей уставился на него ледяными буркалами. Твердолоб каган людоящеров. В битве стоек и Кащею предан, но твердолоб.
Однако в чем-то он прав. Не стоит все же отпускать Тиборского князя. Он еще может сплотить вокруг себя русов. Может доставить ненужные неприятности.
Но гнаться за ним всем войском – глупо. Слишком оно огромно, неповоротливо. А посылать отряд-другой – так у Глеба тоже людей не горсточка. Тугарин его дружину потрепал крепко, но минимум три четверти еще цело. Малой силе они отпор дадут.
– Кобалога еще не вытащили? – спросил Кащей. – Ладно. Тогда ступай-ка за ними ты, Горыныч. Поохоться.
– Сыт я, – лениво рыгнула средняя голова. – Не хочу.
– Не перечь мне, – ответил Кащей. – Можешь не есть, просто пожги.
– Эх, столько мяса зря пропадет… – проворчала правая голова.
Однако дальше перечить царю нежити Змей Горыныч не стал. Трехглавое чудо-юдо выпрямилось во весь свой десятисаженный рост, изрыгнуло пламя и затопало по полю, ища удобное место для взлета.
– Войском Горыныч займется, – кивнул Тугарин. – А с городом-то что делать прикажешь, батюшка?
– Городом тоже займемся, – ответил Кащей. – Приведите Вия.