Река была черным-черна, и текла в ней не вода, а сернистая жижа. Каждый вершок горел неугасимым пламенем, а на берегах громоздились человечьи кости. Иван, Яромир, Василиса и Синеглазка несколько минут просто стояли и дивились этой небывальщине.
– Ну вот и пришли, – пробормотала Василиса. – Пучай-река, огород земли мертвой…
– Фу, ну и смрадище же, ну и вонь!.. – поморщилась Синеглазка.
– Дык! – хмыкнул Яромир. – Недаром ж ее еще Смрадиной зовут.
– Не Смрадиной, а Смородиной, – поправила Василиса.
– Да один бес. У нас на Руси вообще чуть не каждая вторая речка – Смородинка.
– Или Вонючка, – поддакнул Иван.
– Ага. Никакого воображения.
Переправиться через реку Пучай вплавь никто даже не подумал. Могут ли живые умереть в Нави, толком не знала даже Василиса, но узнавать такое из первых рук ей не хотелось.
Вона как жаром пышет!
Но с иными переправами было худо. Ни моста, ни лодки какой. Брод, может, и есть где, да в эту реку даже по лодыжку вступить – себе дороже.
Долго шли вдоль берега. Иван временами подбирал кости, швырял в кипящую серу. Те мгновенно сгорали, а над рекой поднималось зеленоватое облачко с как бы глазами и ртом. Шипело злобно, брань изрыгало. В первый раз княжича это напугало, а потом ничего, забавлять стало. Даже рожи в ответ корчил, нос показывал.
Не един час так прошел. Время в Нави тянулось странно – то ли есть, то ли нет. Протекает вроде и незаметно, а потом спохватился – который день ты уже тут?! Которую седмицу?!
А потом впереди показался мост. Почти над самым огнем проложенный. Раскаленный, дымящийся, но не горящий, хотя и деревянный. Чудо чудное, диво дивное – но в мире мертвых такому уж не изумляешься.
Иван с сомнением глянул на свои сапоги червленого сафьяна. Перевел взгляд на такие же Синеглазки, на суконные коты Василисы, на босые ступни Яромира.
Не, по этакому мосту им не пройти.
Но тут из висящего над ним дымного облака выступил… человек не человек, зверь не зверь. Был он огромен, двуглав и синекож, меч огненный в руке держал и сам горел пламенем. Вместо глаз – черные дыры, а борода смолью вымазана.
Но всего несколько секунд он таким был. Прямо на глазах видоизменился, обернулся огромным людоящером, змием уже не о двух, а о трех головах. Меч погас, но стал зазубрен, а сзади заплескался хобот с собачьей головой.
Но и этот облик продержался недолго. Раздалось чудище в плечах, выросло, обзавелось дубиной шипастой, а голов стало не три, а целых шесть – все на длинных шеях, клыкастые, а иные – о тонких клювах.
И тут же снова изменилось. И снова. И еще раз. Облики перетекали друг в друга почти без задержки, глаз не мог толком ни за что зацепиться.
Разве что голов всегда оставалось больше одной.
– Приветствую тебя, страж моста огненного! – без страха молвила Василиса Премудрая.
– Грррххррр!.. – заплескало раздвоенным языком чудище. – И тебе… кхррр!.. привет, девица!
– Это кто ж такой, Яромир? – шепнул оборотню Иван.
– Чудо-Юдо это, – вполголоса ответил тот. – Диво древнее, самой Матерью-Землей порожденное.
– А он добрый или злой?
– Не добрый и не злой, а так, сам по себе. Только ты меча зазря не доставай, он нас тут всех в землю втопчет.
Иван и не доставал. Княжич зачарованно таращился, как сменяются облики Чуда-Юда, как превращается оно во все новых страховидл. То хоботы у него отрастали огромные, а то голов становилось десять, двенадцать, вовсе без счета! То шерстью диковина покрывалась, а то чешуей рыбьей серебрилась. То огонь из пастей фыркал, а то отрава зеленая стекала.
– Кто такие?! – прорычало Чудо-Юдо сразу девятью глотками. – Зачем здесь?! Отчего живые в Нави?! Биться желаете, али миром разойтись хотите?!
– Миром, миром! – замахала руками Василиса. – Бересту тебе принесла от Бури свет Перуновны!
– Ишь ты! – выпучило глазищи Чудо-Юдо. – А что ж старая сама не пришла?! Ну давай сюда свою бересту!
Прочитав послание бабы-яги, страж огненного моста смилостивился, помягчел. Вздохнул в четыре глотки, услышав о смерти Василисиной наставницы. Сошел на берег, осмотрел путников внимательно и молвил:
– Что же, девица, коли ты теперь заместо Бури будешь, то пропущу вас на ту сторону. Только подорожную уплатите – за так не могу, сама понимать должна.
– А велика ли подорожная? – сунулся Иван. – Пару сребреников наскребу, но на большее ты уж лучше и не рассчитывай! Ты не смотри, что одет хорошо – я по правде-то круглый сирота, ни кола ни двора своего не имею, при брате старшем приживалой бесправным ючусь, в конуре собачьей ночую!
Синеглазка аж глазами захлопала от такой внезапной прижимистости. Раньше она жениха своего в подобном не замечала.
Впрочем, Чудо-Юдо словно вовсе ничего не услышало. Ясно, что за проход через мост не денег оно желало, но совсем иного. Странного и необычного, как оно само.
– Покажите мне что-нибудь эдакое, чего я раньше не видывал, о чем раньше не слыхивал! – потребовало Чудо-Юдо. – Тогда пропущу.
Путники призадумались. Склонили головы, стали совещаться. Это ж какую задачку им задали!
Разумеется, первым, как обычно, догадался Иван. Он всегда первым в таких случаях доспевал. Вот и сейчас – просветлел ликом, достал из котомки яйцо вареное и протянул Чуду-Юду.
– Это что? – не поняло оно.
– Яйцо, – гордо ответил княжич. – Куриное.
– Это я вижу. Ты зачем мне его даешь?
– А ты его раньше видывал? – спросил Иван.
– Яйца-то?.. Видывал.
– А вот это, именно это – видывал?
– Допустим, нет, – осторожно ответило Чудо-Юдо.
– А слыхивал о нем?
– О именно вот этом?.. Не слыхивал.
– Ну и чего ж тебе еще надо?
Чудо-Юдо пристально уставилось на Ивана. Потом на яйцо. Потом снова на Ивана. Потом отодвинулось в сторону и молвило:
– Проходите.
Довольный собой Иван зашагал по мосту. Теперь, с дозволения его стража, стал тот вовсе не раскален и даже не горяч, а только тепел.
А Чудо-Юдо, проводив его взглядом, покачало головой и сказало Василисе:
– Да уж, таких дураков я и впрямь раньше не видывал… Проходите и вы, чего уж.
За Пучай-рекой Навь открылась уже совсем другая. Посветлее, поживее. Вдоль дороги деревья росли о ликах человечьих, за ними терема виднелись.
Встречались иногда и прохожие – да и не только духи, но и жутики разные, нечистики. Иные вроде знакомые по сказкам и кощунам, а иные вообще незнамо кто. Как тот карла с глазом промеж ягодиц.
Так долго ли, коротко ли, а пришли путники к перекрестку. Три дороги дальше вели, а перед ними стоял огромный дубовый идол. Великан с семью личинами – из одной шеи исходят, под одним шеломом сходятся. На поясе семь ножен с мечами, а восьмой – в руке.
– Руевит, – молвил Яромир. – Судья душ.
Иван глянул на идолище и опасливо перекрестился. А Синеглазка вздохнула устало и спросила:
– Дальше куда нам?
И то, дороги дальше вели очень разные. Левая голубела-серебрилась, светом чудесным завлекала, а вдали как будто радуга виднелась. Срединная так и тянулась, как до этого, листвою зеленела. А правая уходила вниз, снова к огненной реке – и жар ее аж досюда доставал.
– Туда если пойти, где свет волшебный – в Ирий-сад придем, – объяснила Василиса. – А ниже по реке Смородине – в Пекло, где Ниян-Пекленец души очищает.
– Не, туда мы не пойдем! – заявил Иван. – Лучше уж в Ирий! Там вона как красиво!
– Да нет, Вань, в Ирии мы ничего не позабыли, – возразил Яромир. – Да и не пустит нас туда никто. Нам, прости уж, именно в Пекло дорога. Там где-то ведь и Вий проживает, батюшка Кащея. Оттуда мы обратно в Явь выйдем.
Иван часто заморгал. Соваться в самое Пекло ему совсем не хотелось. Оно ж, верно, то самое Пекло и есть, которым батюшка архиерей с амвона стращал.
Да выбора-то нема. Для того все и затевалось, для того и спустились в мир мертвых. Чтобы в Костяной Дворец короткой дорожкой попасть.
Не особо-то она короткая получилась на поверку. Вовсе даже длинная.
А теперь еще и Пекло. Самая худшая то оказалась часть Нави. Жуткая. Кошмарная. Огонь везде и дым, смрад нестерпимый и скрежет зубовный. Идти старались околицами, остерегаясь местной погани. Иван поминутно хватался за меч, но покуда бог миловал, трогать их не трогали.
Надо всем этим возвышался мрачный чертог. Громадный и страшный, из черного гранита да холодного железа. Река огненная к нему заворачивала, кольцом окружала.
– Ишь, страсть какая, – покосилась туда Синеглазка. – Не хотела б я в таком жить.
– Тебя туда и не пустит никто, – ответил Яромир. – Это хоромы самого Нияна, князя-воеводы над Пекельным Уездом, Повелителя Мучений. И жены его, Нии.
– Семейное гнездышко, – хмыкнула Василиса.
– Семейное, – кивнул Яромир. – Ния мучимых в Пекле утешает, страдания их облегчает.
– Добрая она, значит? – удивилась Синеглазка. – И за таким мужем?
– А как без этого? Без нее-то Ниян бы совсем ожесточился. Он крутенек ведь, суров.
– В прежние времена ему вообще кровавые жертвы приносили, – добавила Василиса. – И не только зверей, но и людей резали.
– Не добрых людей, положим, – возразил Яромир. – Татей, разбойников всяких. Когда случался мор или война, тогда, верно, кидали жребий среди тех, кто в остроге сидел – и кому выпадало, тех убивали во славу Нияна. В провалы земные сбрасывали, дабы кровью насытился, а от невинных беду отвратил.
– И что, работало? – заинтересовался Иван.
– Да поди знай, – пожал плечами Яромир. – Меня тогда еще на свете не было. Да и как тут судить? Коли прошел мор – так, может, он и без жертвы бы прошел. А коли не прошел – так, может, без жертвы он бы еще сильней стал?
– И то верно, – глубокомысленно кивнул княжич. – Домой воротимся, брату присоветую так поступать.
– Тебя за такое предложение архиерей от церкви отлучит, – сказала Василиса.
– И крестом охерачит, – добавил Яромир.
– Что сразу охерачит-то?! – возмутился Иван. – Я же к истокам вернуться хочу! К мудрости народной, что предками завещана!
Яромир прищурился, в который раз пытаясь уловить во взгляде Ивана скрытую издевку. Ан не было ее ведь.
Кажется.
– Ты не подумай, – сказал он. – Тут Пекло обустроено – оно не просто так. Через мучения здесь души очищаются. К новому рождению готовятся. А кто очистился – так тому у Нияна и не ад вовсе, а место благое… ну как благое… не Ирий, конечно. Но жить можно. Может, батюшка мой тоже тут обретается…
– А он у тебя грешник был, что ли? – удивился Иван.
– Грешники – это ваше, христианское, – поморщился Яромир. – Предки наши… да и твои тоже, к слову… они иначе жили. Добрый человек тоже может заложным покойником стать – а они живым вредят. Вот их в Пекле и держат, чтобы очищались.
– А заложные покойники – это кто?
– Нечисть злая, из людских духов народившаяся. Навьи, Лихорадки, Бабаи… Князь Ниян ими всеми верховодит.
– Ниян? – вскинула брови Василиса. – А Вий тогда кто?
– Тоже воевода как бы, – объяснил Яромир. – Судья мертвых. Под Нияном ходит.
– Ходил, – поправила Василиса. – Из собственных Вия уст я слышала, что Ниян давным-давно ушел. Нет его больше в этом мире.
– Конечно, нет, – усмехнулся Яромир. – Только не в этом мире, а в нашем, для живых. Его там особо-то и не бывало никогда. Он же здесь, среди мертвецов.
– Думаешь, Вий это имел в виду? – усомнилась Василиса.
– Ну а что ж еще? Ты ж чертог сама видишь.
– Но прочие-то боги все ушли.
– Ушли. Нечего им на Руси больше делать. Ниян тоже потом уйдет… самым последним. Когда уже и среди мертвых не останется тех, кому дороги старые боги.
– Как ночной сторож, – глубокомысленно заметила Василиса. – Уходит последним и гасит факелы.
– Да, сторож над царством ночи, над сонмищем мертвецов. И ты со мной лучше не спорь, я это сызмальства еще помню. Вий Быстрозоркий – боярин Нияна-Пекленца, судья мертвых и воевода над всей нечистой силой. А Ниян-Пекленец – боярин Чернобога Древнего, володыки всех мертвых и хозяина всего Навьего Царства.
– Вот и неправда, – возразила Василиса. – Ниян – это вовсе даже сам Чернобог и есть. Просто другое его имя, другая личина.
– Ну ты скажешь, – хмыкнул Яромир. – Может, князь Глеб да князь Всеволод – тоже один человек, а Тиборское княжество – просто такой кусок Владимирского? Разные они совсем, Ниян и Чернобог.
– А я вот иное слышала, – покачала головой Василиса.
– Да тебе-то откуда знать?
– А тебе?
– Может сходим, да сами посмотрим? – радостно предложил Иван. – Черный терем навестим, у Чернобога погостим!
– Не Чернобог там, а Ниян, – проворчал Яромир. – И нечего нам там делать, коли дуром загибнуть не желаем. Нам во-он в те чертоги. Терем Вия Быстрозоркого.
Мрачное обиталище то ли Нияна, то ли Чернобога, а то ли обоих сразу обошли стороной. Но даже окраины Пекла не были гостеприимны. Беспроглядная погибель висела в воздухе, и стенания слышались отовсюду.
Чертоги Вия оказались не так величественны, как у судьи мертвых. Тоже немалый терем, поболе тиборского кремля, но не так, чтобы горой нависать. И не из камня да железа, а из дерева. Словно множество толстых, потемневших от древности корней сплелись, соединились в этакую великанскую лачугу.
И над лачугой росло дерево уже живое. Дуб-исполин, о сотню саженей в обхвате, кроной в небеса уходящий… хотя какие тут небеса, в Нави? Он же подземный мир… наверное. Значит, не в небо крона уходит, а в потолок упирается.
И был дуб черен, как смола. Ни звука не издавал, хотя листва явственно шелестела. Словно не само дерево, а только его тень.
– Когда-то это было Мировым Древом… – вздохнул Яромир.
– Что еще за Древо такое? – спросил Иван.
– Величайшее на белом свете. Оно растет между мирами, соединяет их… Когда-то по нему можно было подняться в сам Ирий, побывать в диковиннейших местах… А теперь остался только малый пенек между Явью и Навью…
– По нему-то мы в Явь и выберемся, – добавила Василиса. – Прямо Кащею в чертоги.
Иван смерил дубище взглядом. Вот это ж ни черта себе пенек. Дерево-великан, на котором сундук Кащея висел, рядом с ним так, былинка степная.
Хотя обликом схожи. Не родня ли?
О том Иван и спросил. Яромир посмотрел на него досадливо и молвил:
– Конечно, родня. Я ж тебе еще тогда о том говорил. Два таких дуба было заветных – один на Буяне, другой в Кащеевом Царстве. Когда в Яви Мировое Древо совсем зачахло, захирело, кто-то выходил два малых ростка, отводка. Один корнями к Нави спустился, другой ветвями в Ирий потянулся. На Буяне Перуново древо росло, у Кащея… бес его знает, как Кащеево прозывается.
Вокруг громадного дуба высились медные светочи. Вместо факелов или лучин сияли на их вершинах алые шары – словно злые глаза. Среди них суетились создания некие – не то черти, не то бесы. Костлявые, мохнатые, с рожками. Головки крохотные, а носы длиннющие – ровно кукиши торчат.
– Шиши, – прошептала Василиса, присев за кустом. – Виева челядь. Ладно хоть, самого его дома нет.
– Как узнала? – спросила Синеглазка.
– Сферы красным горят. Значит, хозяин отлучился. Оно нам на руку.
– На руку-то на руку… да только как мимо шишей пробираться? – спросил Яромир. – Дюже их много.
– Да они мелкие ж, дохлые, – начал выпрямляться Иван. – Я ща как крутану мельницу!.. зашибу половину!
– А со второй половиной что делать думаешь? – осведомился Яромир.
– Еще раз крутану!
Яромир с Синеглазкой переглянулись и поцокали языками.
Василиса вовсе глаза закатила. Эх, сюда бы шапку-невидимку ее, в которой она по Костяному Дворцу вольной птицей гуляла! То-то смеху было бы, среди шишей незримо расхаживать!
Только вот нет у нее больше заветной шапочки. Отнял змий Тугарин и Яге Ягишне отдал. Верно, при ней она сейчас.
Да и не надеть одну шапку на четыре головы.
Ивана все же угомонили, а за шишами наблюдали не один час. Смотрели, как те ходят, как меняются караулы. Узнали немного – рогатые нечистики носились беспорядочно, как мураши. То вроде на месте замрут, путное что делают – а тут же вдруг задергаются, ровно припадочные. Иные дрались, пихали друг друга. Некоторые на дерево зачем-то карабкались, за кору цеплялись, да тут же и отпускали, обратно падали.
– Мне наставница говорила, что у шишей умишка меньше, чем у твари насекомой, – шепнула Василиса. – Может, обхитрим их как-нито?
– Ну это ж ты у нас Премудрая, – шепнул в ответ Яромир. – Тебе и бабки в руки.
Василиса сердито прикусила губу. Хитроумный оборотень и сам был горазд на выдумки, но сейчас ехидно следил за ней, ожидал – что предложит новоявленная баба-яга?
– Шишей отвлечь можно, – наконец сказала она. – Они две работы разом делать неспособны. Коли их что займет – ничего иного уже и не заметят.
– Может, им клубок тогда кинуть? – предложил Иван. – Пусть играют, как кошки. Где ж он… где… ах да, он же в болоте утоп.
– У меня другой остался! – вспомнила Синеглазка.
– Клубков у нас на всех не хватит, – отмахнулась Василиса. – Им бы лучше… дайте-ка подумать…
– Да что тут думать? – выпрямился Яромир. – Я их за собой уведу. А вы лезьте.
– А ты-то как же?! – воскликнул Иван.
– Да меня-то шишам не поймать. Вернусь от них и догоню вас. Ну, готовьтесь!..
Оборотень кувыркнулся через голову, поднялся огромным волком и выскочил аккурат перед деревом. Завыл-заголосил насмешливо, хвостом задергал, разве что на задние лапы не встал.
Шиши обернулись все разом. Замерли на секунду-другую, таращась на явившегося вдруг зверя, а потом все разом же к нему и кинулись. С визгом, с воплями.
Было их не менее чем с полсотни. Ростом малы и в плечах узки, но злобны и бесстрашны. Догонят если, набросятся – так растерзают и оборотня.
Но Яромир, понятно, не стал дожидаться. Только хвостом вильнул в одну сторону, а сам скакнул в другую – и ну бежать!.. Припустил что есть мочи, едва лапами земли касаясь.
С минуту так бежал, потом обернулся – а шиши-то уж поотстали, растянулись. Иные вовсе уже остановились, назад поворотили.
Тогда и Яромир приостановился. Нарочито лапой о кочку запнулся, споткнулся вроде как. Даже взвыл болезненно, прихрамывать начал.
Вот уж глаза-то у шишей разгорелись! Так они завопили, точно клад нашли. Помчались что есть духу – даже и те, что поначалу у дерева остались.
Тут-то Иван, да Василиса, да Синеглазка к дубу и кинулись. На шум из трещин меж корней высунулись еще четверо шишей – да то уж не беда была. Двоих Иван кладенцом посек, одного Синеглазка саблей рубанула, а последний сам спрятался поглубже, заверещал по-заячьи.
– Вылезай, собака, вылезай! – замахал мечом княжич. – Отведай булата русского!
Шиш не вылезал. А вот корню дубовому худо пришлось. Щепки летели, ровно под топором дровосека. Василиса, возмущенно на такое глянув, ахнула:
– Ты что творишь, бестолочь?! Один заветный дуб загубил, еще и другой хочешь?!
– Оставь ты его, Ваня! – добавила и Синеглазка. – Мы тут за этим, что ли? Там Яромир уж вернется вот-вот, а мы тут копаемся!
Иван неохотно, но все же оставил бедного шиша. Ударил только последние два раза – уже просто из упрямства. Показать чтоб – не по бабьему велению он это делает, а потому что сам так захотел.
И последним-то ударом он корень как раз и перерубил! Огромный тот был, древний, каменной почти твердости – да меч Самосек тоже не в деревенской кузне родился.
Василиса аж вскрикнула тоненько. Но тут же смолкла – увидела, что из того корня льется. Воды струйка – самой обычной на вид.
Только баба-яга молодая в ней гораздо большее увидела. Она резво достала из котомы лагунец, выплеснула из него молоко и подставила под струю.
Очень осторожно, стараясь не коснуться воды пальцами.
– Это что? – заинтересовалась Синеглазка.
– Мертвая вода, – коротко ответила Василиса. – Не трогайте.
– А то помрем? – догадалась поляница.
– Помереть не помрете, но и живыми не будете. Мертвая вода в нежить обращает.
– Ишь ты, говна какая! – выпучил глаза Иван. – И зачем она такая нам?!
– Дурак ты и есть дурак, – презрительно глянула на него Василиса. – Если мертвую воду вместе с живой использовать, можно мертвого воскресить. Живая же есть у вас?
– Есть, – кивнул Иван. – Нам дедушко Всегнев полный лагунец в дорогу налил.
– Вот и береги ее пуще глазу!
– Хватит, полезли! – дернула Василису Синеглазка. – Яромир бежит!
Оборотень и вправду уж возвращался. Изрядно он за собой шишей поводил, но не вечно же. Как заметил, что им совсем уж надоело, что многие назад уже бредут – так и сам повернул.
Василиса едва успела закупорить лагунец. Иван вскинул ее кверху, подсадил. Синеглазка забралась сама, полезла кое-как по стволу. Благо был дуб так огромен, что в трещины вся ладонь входила, вся ступня проваливалась.
– Эге-ге-ге-ей!.. – раздалось снизу. Яромир сходу кувыркнулся, обернулся полным волколаком и полез по стволу, цепляясь когтищами. – Вы чего копались столько?!
– Мы мертвую воду нашли! – похвастался Иван.
– Ну молодцы, конечно, – похвалил Яромир. – Только лезьте быстрей!
И то сказать – снизу дуб облепили шиши. Они карабкались, точно белки – и древолазы из них оказались отменные. Расстояние быстро сокращалось.
Вот уже один взмахнул лапой, схватил почти Ивана за сапог. Тот пнул шиша в рожу – да не попал.
– Не трожь сапоги, скотина! – крикнул он. – Я уж терял одну пару! Второму разу не бывать!
– Богатырь, Ваня, настоящий богатырь! – похвалил Яромир насмешливо.
Он лез быстрее всех. Уже успел опередить Василису, вернуться обратно, перегрызть глотку одному шишу и швырнуть его в кучу других. Матерый оборотень был здесь, словно рыба в воде.
Вот остальным приходилось потруднее. Особенно Синеглазке. Поляница выросла-то в степи, в лесах бывала редко, по деревьям отродясь не лазила. Василиса и то справлялась лучше, хоть и не богатырка.
По счастью, шиши вскоре оставили преследование. Сначала вроде медленней стали карабкаться, а потом вовсе заверещали, завопили и двинули обратно.
А сверху что-то забрезжило. Свет какой-то – да все ярче, ярче!..
– Это мы уже к Яви подбираемся?.. – спросил недоверчиво Яромир.
– Да нет, рано еще… – ответила Василиса. – Непонятное что-то…