Над краем ямы показался огромный бурый ком. Он чуть заметно шевелился и неистово клацал сразу несколькими пастями.
Кобалог, Адская Голова, доставил хлопот своим спасателям. Полсотни дивиев тянули за канаты сразу с шести разных сторон – и только так удалось извлечь чудовище из ловушки.
Разумеется, он их даже не поблагодарил. Кобалог не ведал сердечности – ибо не имел сердца. Едва снова обретя почву под круглым своим туловом, он тут же покатился прочь, в лепешку раздавив одного дивия.
Со стен за этим наблюдали со страхом. Почти все защитники Тиборска сейчас там – в поле, отрезаны от города Кащеевыми полчищами. И если те войдут в выбитые ворота… кто им помешает?
Но они не входили. Наоборот даже – отступали все дальше. Небозем сплошь покрылся пылающими кострами, шатрами татаровьев и шалашами людоящеров… но сам Тиборск их словно вовсе не интересовал.
Между городом и лагерем нелюдей кружились навьи. Клубились призрачные мары. Шли в каком-то безумном хороводе шуликуны. А в самой середке этой пляски стоял сам царь Кащей.
И земля рядом с ним вспучивалась. Оттуда показалась огромная как котел голова. За ней появилось и волосато-чешуйчатое, покрытое жирной черной грязью тулово. Пара толстенных ножищ. И из-под железной личины, прибитой гвоздями прямо к коже, донеслось:
– Кто меня звал? Кто звал Вия?
– Все я же, отец, – ответил Кащей. – Все затем же. Ты помнишь, о чем я тебя просил?
– Да… Ты хочешь, чтобы я помог тебе убивать… Хочешь уничтожить все человечество…
– Не все, – ответил Кащей. – Но крупную его часть. Значительную. Человечество слишком долго жило под полуденным светом. Считало, что так будет всегда. Но пора им увидеть ночь.
– И для этого тебе нужен я… – гулко молвил Вий. – Но моя власть не безгранична… Я давно уж не могу творить все, что пожелаю… Я – лишь тень былого могущества…
– Мне хватит и тени. То, что мы сделаем, станет устрашением. Люди должны увидеть мою силу воочию. Увидеть и задрожать. Когда они порядком наберутся страха, когда расползутся по норам, боясь моего взгляда, тогда я остановлюсь.
– Я обещал – и я помогу… – устало вздохнул Вий. – Что мне уничтожить сначала?
– Город перед тобой. Сожги его дотла, отец. Надеюсь, у тебя еще достанет для этого сил?
– Надеюсь… надеюсь… Я Старый Старик, и мои силы уже не так велики, как раньше… но еще на десяток-другой городов меня должно хватить… Повели своим слугам отпереть мне очи…
Два татаровьина подступили с парой вил. Стараясь держаться как можно дальше, они подцепили веки, что свисали у чудища до самой шеи.
Те оказались страшно тяжелы. Татаровья закряхтели, уперлись ногами в землю, едва-едва поднимая мясистые лоскуты.
– Вижу!.. Вижу!.. – возвестил Вий, устремляя к городу слепые очи.
Через мгновение те распахнулись.
Из-под облачных бровей и ресниц метнулся молниеносный взор – и с ним явились смерть и пожары.
Из очей Вия не хлестал огонь. Не лился жгущий свет. Вий просто смотрел – и созидал смерть.
Все живое под этим взглядом умирало. Все мертвое – загоралось. Даже камни трескались и рассыпались в песок.
Тиборские стены превратились в пыль первыми. Рассеялись по ветру. За ними укрепления, дома – все становилось пеплом. Терема вспыхивали, как сухие лучины. Избы просто исчезали, как не было.
Колокола на маковках церквей призывно гудели… но недолго. От страшного жара они раскалялись, оплавлялись, падали наземь и разбивались.
Взор Вия стирал город, как кипяток стирает ледышку.
Тиборск не сгинул мгновенно. Вий и впрямь уже не был так могуч, как в древние времена. Часть жителей успела даже спастись, выскочить из этой адской печи – но было их ничтожно мало. Большинство погибло под рушащимися крышами, сгорело в бушующем пламени, обернулось прахом и развеялось.
И когда Вий наконец сомкнул вежды – Тиборска не было. На его месте осталось голое поле. Проплешина без единой травинки. В воздухе повисло облако дыма – тяжелого, густого.
– Добейте тех, кто уцелел, – бесстрастно приказал татаровьям Кащей. – А ты, отец, можешь отдыхать. Снова ты мне понадобишься, когда дойдем до Владимира.
Вия под руки повели прочь. Туда, где собралась основная его свита, где бесновались навьи, мары и упыри. Старому Старику услужливо подставили сиденье с подушками, прикрыли плечи теплой накидкой. Из-под железной личины доносилось хриплое дыхание – уничтожение целого города утомило даже Вия.
Кащей же отправился в другую сторону. Взобравшись на угольно-черного жеребца, он поскакал к основному стану, к татаровьям и нелюдям. Сегодняшний день прошел плодотворно – с Тиборским княжеством, можно считать, покончено. Остатки его дружины рассеет Змей Горыныч, а если кто и спасется – так то уже не войско.
Следующим станет княжество Владимирское.
Князь Глеб рвался изо всех сил. Два дюжих гридня заломили ему руки, удерживали на месте. Хрипя и стеная, Глеб смотрел на охваченный огнем Тиборск – и по щекам его лились слезы.
– Пустите, смерды, батогами забью!!! – ревел он в слепой ярости. – Шкуру на ремни порежу!!!
– Бессмысленно, княже! – отвесил ему легкую оплеуху Самсон. – В себя приди! Только сам зазря сгинешь!
– У меня же жена там!.. жена!.. – лепетал Глеб, глядя на уже догорающий город. – Елена моя…
– У всех жены, – сумрачно ответил воевода. – Моя Дунька тоже там была, княже. И матушка ветхая. Хорошо хоть, сын остался…
Молодой гридень стиснул плечо старика. Обычно Самсон не давал своему детищу потачек, никак не выделял среди прочих хоробров – но сейчас повернулся, обнял крепко. Борода стала солона от слез.
Да и не только у него. Почти вся дружина причитала не скрываясь. Выли в голос, кулаками по земле колотили, проклятия в небо посылали. Почти у каждого в Тиборске оставались жены, дети, родители, братья и сестры.
Всех стерло в порошок черным колдовством.
Когда Глеб чуточку опомнился, на висках у него заходили желваки. Кащей Бессмертный пришел не с войной. Он пришел с судным днем.
– Отступаем в Галич, – неживым голосом произнес князь. – Больше медлить незачем.
– Боярина Бречислава бы дождаться… – вякнул кто-то из задних рядов – да был обожжен такими взглядами, что тут же смолк.
– Нет больше боярина, – молвил Глеб. – Никого больше нет.
В последний раз он глянул даже не на руины – на место пустое. Всего час назад там был огромный город – с куполами, с теремами, с людьми русскими…
Всего час назад…
Теперь бегство началось настоящее. Кащей на приманку не клюнул, от города не отошел, за дружиной княжеской не погнался. Зря стояли битый час на холме, зря гарцевали, словно конь перед кобылой.
А увидев, на что этот изверг способен, никто уже и не хотел с ним в жмурки играть.
– Отходим!.. Отходим!.. – кричали десятники.
Кони были уже оседланы. Теперь их просто перестали придерживать. Без обоза и вьюков, один только вооруженный люд, тиборчане могли двигаться очень быстро.
А если Кащей и пустит вдогон своих всадников – то пускай! Вот уж отыграются на них обозленные витязи!
– Отходим!.. – продолжали шуметь тут и там. – В ряды стройся!.. стройся!..
В гаме и толкотне никто не заметил, что двое поотстали от остальных. Отец Онуфрий, преблагий архиерей Тиборский, и Всегнев Радонежич, последний волхв Даждьбога. Угольно-черный Фараон и снежно-белый Светозар понесли святых старцев обратно к городу… месту, где тот был.
Заметили это только князь с воеводой. Оставаясь в последних рядах, они глядели, чтоб никто не потерялся – и очень удивились, что волхв и архиерей вдруг скачут назад.
– Куда ты, Онуфрий Меркурич?! – схватил Фараона под уздцы Самсон.
– Зло страшное там буйствует, – тихо ответил архиерей. – Ни за что не могу терпеть более, чтоб гибли христиане, преданные мне от Христа моего.
– Ты мне эти штуки-то брось, владыко! – нахмурился князь. – Мне еще только тебя потерять не хватало! Кто мою дружину духовно окормлять будет?!
– Да и что ты там сделаешь-то? – добавил Самсон, указуя на покрытый кострами небозем. – Ты видел, а?.. Ну ты видел?
– Уповаю на того же милосердного Бога, который творит все по своей воле, – спокойно ответил архиерей. – Если он увидит непоколебимую нашу веру, от всех нас избавит.
Поспорил бы еще с ним Глеб, да времени не было. Не стал убеждать ни в чем – рукой махнул. Да и сам отец Онуфрий смотрел сурово, решительно. Ясно, что не отступит.
– Прощевай, князь, – перекрестил он Глеба. – Добрый ты пастырь народу своему. Оставайся таким всегда. А я поскачу, а то рожа эта язычная уже вона где!..
Всегнев Радонежич и впрямь ускакал далеко – и над головой его летел филин. Перекрестив напоследок и воеводу, отец Онуфрий пришпорил Фараона – и унесся следом.
Князь Глеб приложил ладонь ко лбу, с тревогой глядя, как уменьшаются фигурки старцев. Тронул было коня, чтоб самому поспешать за дружиной… и замер. Не веря глазам, он уставился на то, что появилось из тучи.
– Владыко, назад!!! – закричал он, срывая горло.
Поздно. С ревом, с грохотом сюда летел Змей Горыныч – и увидев двух всадников, он выпустил пламя. Целая огненная стена выросла на месте перелеска – и в ней исчезли волхв с архиереем.
Глеб резко развернул коня. Его Цезарь и без того храпел, грыз удила, с ужасом взирая на чудище. Три головы извивались на длинных шеях, сзади вытянулся зубчатый хвост, сверху распахнулись крылья-паруса, а под брюхом скрючились когтистые лапищи.
Над князем дракон прошел на бреющем полете. Палить снова огнем не стал – завидел остальных тиборчан. Войско в несколько тысяч приглянулось ему сильней, чем отдельный всадник.
Воевода Самсон, доскакавший раньше, кричал натянуть тетивы. Да тиборчане и сами уже готовили луки – особенно те, в ком не выветрилась трын-трава.
Змея Горыныча встретили градом стрел. Почти все – бесславно осыпались, не пробив чешуи, но одна-две все же застряли в жесткой шкуре.
И чудищу это явно не понравилось, как не нравится людям, когда в них швыряют песком. Крылатый гад плюнул на лету огнем, сжегши на месте двоих всадников и опалив еще пятерых, и заложил новый круг. Лошади ржали и шарахались, били копытами – иные понесли, помчались куда глаза глядят.
Змей Горыныч играл с людьми, как кошка с мышкой. То поднимался ввысь, застилая крылами солнце, и харкал оттуда прицельно, сбивая на лету того или другого гридня. А то спускался к самой земле, проносился ураганом, выхватывая по пути одного или двух человек. Шеи его гнулись изящно, как у лебедя, зубы смыкались точно на туловах.
При этом добычу он даже и не жрал. По раздутому брюху видно – налопался ирод так, что больше не лезет. Просто перекусывал человечков надвое, да и выплевывал. Швырял обратно к своим.
В него продолжали стрелять. Уже и тулы наполовину опустели – столько стрел всадили в чудовище. Мимо ни одна не летела – недаром травой колюкой окуривали.
Да толку немного было. Что-то умудрялось застрять меж чешуй, что-то крылья пронзало навылет – там шкура не так жестка оказалась. Одна стрела даже в ноздрю Горынычу вошла, заставив среднюю голову чихать и фыркать.
Но от этого он только сильней злился.
– Погоняй коней! – гудел Самсон. – Главное – до леса дотянуть! В лесу ужо не достанет!
Только на это все и надеялись. На лес родимый. Этакая громадина туда точно не сунется – застрянет среди деревьев.
И опушка ельника была уже недалече!.. Но тут Горыныч обогнал дружину, отвернул вбок и прошел наперерез… испуская пламя.
Спасительная стена дерев обернулась гибельным огнем. Словно огромная печь разверзлась впереди. Кони истошно заржали, всадники завопили.
Над тиборчанами словно раскрыла крылья сама смерть.
– ГРАХ-ХА-ХА-ХА-А-А-А!!! – загремел-захохотал дракон в три глотки. – А-ГРА-ХХА-ХА-ХА-А-А!!! В ОГОНЬ ПРЫГАЙТЕ, НЕ ТО СОЖРУ ВСЕХ!!!
– Эй, чудище, здесь я! – крикнул Глеб что есть мочи. – Меня сожрать попробуй!
– А ТЫ КТО ТАКОЙ ЕЩЕ? – прищурил все шесть глаз Горыныч.
– Глеб я, князь Тиборский!
Он пришпорил коня так, что Цезарь застонал. Дал ему еще и шенкелей, и поскакал в сторону – прочь от остальных, от дружины. Вдоль огненной стены поскакал.
Конечно, Змей Горыныч не дал ему уйти так запросто. Еще круг описал – и следом пустился. Пламенем плюнул… еще раз… и оба раза промазал.
По такой быстрой цели попасть трудно. В толпу плюнуть – кого-нибудь да заденешь. А на лету, да в одинокого всадника…
Да и пламя бы поберечь стоило. Утром Горыныч слопал целый воз серы, угля и горного масла, но потом весь день только и делал, что палил. Несметно огня изрыгнул. В горючем зобу еще есть запас, но дно уже показалось, чувствуется.
Но князь Глеб о том не знал. А даже если бы и знал – Змей Горыныч и без огня смертоносен. Схватит на лету, да сожрет. Али хвостом ударит.
Так что мчался князь во весь опор. Коня даже и не подстегивал – тот сам грыз удила, слыша драконий рев. Копыта почти не касались земли – такой страх обуял Цезаря. Всадник еле держался в седле.
Он спешил увести Горыныча от остальных. Не вышло город спасти – так хоть дружину спасет. Воевода уж верно не оплошает, скроется с уцелевшими. Их еще не так мало осталось – рассеются по русским землям, всем поведают, что сегодня с Тиборском приключилось.
После такого ни один князь в стороне не останется. Не посмеет.
О себе Глеб не думал. С гибелью Тиборска и Елены в нем самом тоже что-то умерло. Коли удастся сегодня уцелеть – то и ладно, а коли не удастся – то и не больно жаль.
Не удастся, наверное. Цезарь уже выдыхается. Хлопья пены на морде. А Змей Горыныч снижается, целится скогтить, как сокол зайца.
Глеб дернул за узду, резко повел Цезаря влево. Конь вовремя отвернул – страшные когти клацнули всего в паре саженей. Теперь снова есть какое-то время – слишком Змей Горыныч огромен, быстро ему не развернуться. Целый круг описать надо – а князь-то на месте стоять не станет.
Но второй раз он его навряд избегнет. Цезарь совсем плох. Добрый он конь, славный – но не двужильный ведь. Битый час намётом скачет, уморился вконец.
А вот и чудище трехглавое. Петлю сделало, обратно летит. Теперь уж не вдогон – прямо навстречу. Все три пасти щеки раздули – вот сейчас огнем полыхнут!..
И тут небо прочертила косая черточка. Прочертила – и столкнулась с Горынычем.
Птица. Кажется, сокол. Совсем крошечный рядом со змеем, он врезался тому в шею… и словно бы вдруг вырос. Превратился в чудо несуразное – не птицу и не человека. Крылья замахали, захлопали по чешуе.
Зарычал Горыныч, зашипел. Словно оса ужалила. Заклацал челюстями возле правой шеи, заметался в воздухе. Набранное в три глотки пламя вырвалось в пустой воздух, обожгло даже хвост самому же ящеру.
Глеб возблагодарил судьбу. Вознес в мыслях хвалу Царице Небесной. Допустил в голову даже думку краткую, горделивую – не ангела ли ему в помощь Господь послал?
Но первым делом он этим привалившим счастьем воспользовался. Пришпорил Цезаря, заставил того последние силы собрать, к лесу повернуть.
Оглянулся на ходу – Змей Горыныч все еще метался, кружился. Ну точно собака, блоху выкусывающая.
Но продлилось это недолго. Неведомый летун сорвался с него так же резко, как и напал. Кажется, еще в полете снова уменьшился, снова стал обычным на вид соколом – и со свистом помчался вниз.
Змей Горыныч расправил крылья. Этакой громадной туше быстро было не развернуться. Целая минута, бесконечно долгая минута прошла, прежде чем он разобрался со всеми своими частями и снова поймал взглядом удирающего князя.
Тот почти достиг деревьев. Змей Горыныч уже не успевал. Он в ярости выплюнул пылающий ком – и тот взрыл землю тремя саженями правее. Конь всхрапнул, пересекая незримую черту, что разделяла лес и поле. Над головами сомкнулись кроны елей.
И тут же на плечо князю уселся сокол. Словно ручной.
Глеб повернул голову – и понял, что глаза-то у птицы человеческие.
– Не знаю, кто ты, но спаси тебя бог, как ты меня спас, – поклонился князь.
С тревогою он поглядывал вверх. Змей Горыныч никуда не улетел. По-прежнему там, кружит над лесом, выглядывает спрятавшегося человечка. Вытащить он его отсюда не сумеет, на елки брюхом напорется, но коли огнем дыхнет…
О том же сейчас думал и сам Горыныч. Три головы, три навечно сросшихся брата переглядывались, и каждый думал свою думу.
Спускаться нельзя, конечно. Лес – не его стихия. Ему и просто взлететь-то непросто, разбегаться нужно. А сесть в лесу – это как человеку голым задом на ежа.
– А точно ли это сам князь? – подала голос средняя голова. – Может, выдал себя за него какой прислужник, обманул нас?
– Думаешь, у прислужников бывают оборотни на посылках? – проворчала левая. – Князь это, точно.
Правая ничего не сказала. У нее саднила шея. Проклятый фалколак резанул хоть и неглубоко, да болезненно. Приспустив тяжелые веки, треть громадного дракона таращилась на еловые макушки.
Не мелькнет ли где? Не покажется ли людишка на лошаденке? Али птаха златоперая?
Правой голове Змея Горыныча нестерпимо хотелось поджарить этих двоих.
Две остальные, впрочем, тоже радели за брата. Головы-то у них хоть и разные, но тулово-то общее. Коли одну шею поранят, так больно всем троим, хотя и с разной силой.
Тут что-то как раз и мелькнуло! Крыло на солнце блеснуло!
Птица! Правая голова зло зашипела, потянулась туда – а за ней рванулся и весь Змей Горыныч. Из трех глоток разом выплеснулось пламя – и ели вспыхнули!
Сырые еще после вчерашнего дождя, занялись они туго, неохотно. Но драконье пламя – это не головешка из костра. Лесной пожар начал расходиться – и птиц взлетело видимо-невидимо! Доселе молчавшие, затаившиеся, они тучами поднялись в воздух – и если и был среди них Финист, то потерялся.
Змей Горыныч снова и снова плевал огнем, поджаривал пернатых целыми стаями. И деревья тоже жег, палил их как безумный.
Коли он не может добраться до князя человеков, так он просто сожжет весь лес!
Огонь разгорался все сильнее. Он был уже повсюду. Конь нес Глеба через чащу, но вот впереди забагровело марево. И сзади было оно же. Слева. Справа.
Теперь наверх разве только, в небо.
– Лети, – поднял руку князь. – Нечего нам обоим гореть. Коли ты волшебный птах – передай весточку там обо мне…
Сокол звонко вскрикнул и взвился к облакам. Глеб погладил Цезаря, с тоскою глядя на смыкающиеся огненные стены. Конь дрожал и жался, не зная, куда бежать.
Тем временем наверху стало тише. Исчез этот гулкий рев, с которым летает Змей Горыныч. Вестимо, решил, что сгорел князь… да и верно решил, если подумать. Глеб коли и не сгорит в самом скором времени, так в дыму задохнется. Он со всех сторон ползет, скоро ни зги не видно будет.
– Кха!.. – закашлялся Глеб. – Кха-кха!.. Прощевай, коняга!..
И тут дымное облако стало рассеиваться. Огонь раздался в стороны, стал словно коромыслом сияющим. И показалась в этой арке черная фигура… как будто ель ожившая, с руками и ногами вместо ветвей.
– Ты еще кто? – уже как-то устало спросил князь. – Еще какой-нибудь Кащея черт?
– Не черт я, – проскрипел еловый великан. – И Кащею не служу. Князь я, как и ты. Лесной только. Смотрю, помощь тебе нужна?
Глеб едва не выругался. Глупым вопрос ему показался.
Нужна ли ему помощь?! Да нет, у него все хорошо! Тепло, светло и мухи не кусают!
Но воздержался он от ядовитых слов. И от вопросов воздержался. Когда вокруг лес пылает – как-то не до болтовни. Так что князь только поклонился и молвил:
– Коли милость твоя на то будет.
– Хорошо, – протянул ему длань леший. – Ряду заключим, князь. Выведу тебя из огня – а за то обещай мне лесов более не губить, не тревожить. До конца жизни ни дерева ты не срубишь, ни зверя лесного не убьешь. А коли погибнет мой лес в огне змеином – новый высадишь.
– Невелика плата за жизни спасение! – пожал деревянную ладонь Глеб. – Срядились, князь!